До референдума по вопросу выхода Великобритании из Евросоюза осталась ровно неделя.
Вышедшие позавчера и вчера свежие опросы показали, что численное преимущество «покиданцев» увеличилось и теперь составляет от 7 до 10 процентов британских голосов.
Вчера к скептикам — следуя за настроениями большинства — присоединился крупнейший таблоид островов газета «Сан», вышедший с пафосным призывом верить в Британию, взять власть в свои руки и не допустить превращения в провинцию бюрократической Европы, «где правит Германия».
Сторонники европейского единства – то есть правящие круги королевства — нервничают. «Мы выкатили нобелевских лауреатов, мы привезли Обаму, мы призвали тяжёлую артиллерию – и никакого результата», — жалуются государственные функционеры прессе.
Но есть один любопытный нюанс: британские букмекеры.
Эти люди, уже много лет с хирургической точностью предсказывающие результаты волеизъявлений, по-прежнему в большинстве своём уверены, что никакого «брексита» не будет. По состоянию на сегодняшнюю ночь ставки на выход принимались по-прежнему один к трём и наоборот
Почему? «Потому что мы знаем: к 23 июня ситуация изменится. В последний момент обычно всегда происходит откат к статус кво», — пояснил один из букмекеров «Блумбергу».
Иными словами — практикующие реалисты почему-то глубоко убеждены, что выходу из Евросоюза не состояться. И не боятся идти при этом вразрез с очевидными настроениями масс.
Чтобы понять причины — стоит взглянуть на отношения единой Европы и «прямой демократии» вообще.
…Штука вся в том, что Европа вообще плохо сочетается с референдумами.
Локомотивы Евросоюза – они же формально старейшие демократии — избегают их как могут.
В Великобритании за всю новую историю референдумов состоялось два. Первый – о вступлении в Европейское сообщество (прото-ЕС) в 1975 году. Второй – в 2011-м – был технический: об изменении процедуры выборов в британский парламент.
В Федеративной республике Германии федеральных референдумов не проводилось вовсе.
Во Франции для проведения референдума нужна инициатива либо президента, либо не менее пятой части членов парламента (что автоматически отсекает возможность референдума «с улицы», извне истеблишмента).
В Италии референдумы относительно финансовых вопросов и международных договоров просто запрещены. В том числе и вопрос о членстве в Евросоюзе.
В странах поменьше, но значимых — референдумы как инструмент прямой демократии обычно по ходу дела оказываются юридически ничтожными. Так, большинство граждан Каталонии высказались в 2014 году за независимость от Испании – но по пути к референдуму он сам по себе превратился под давлением властей в никого ни к чему не обязывающий «опрос».
Последним ярким примером такого рода стал референдум 6 апреля в Нидерландах, на котором уверенное большинство проголосовавших высказались против договора об ассоциации с Украиной. Спустя две недели большинство депутатов голландского парламента ратифицировало ассоциацию.
Наконец, европейские страны-омеги, то есть государства-должники, государства-бедняки и государства-колонии, могут проводить референдумы сколько угодно — но на практику это не влияет.
Греки триумфально высказались против навязываемого Европой плана экономии, да ещё и выбрали самого ультралевого Ципраса и его СИРИЗу. Ультралевые пришли к власти – и покорно приступили к выполнению плана экономии, навязанного Евросоюзом и МВФ.
В Литве в 2008 году большинство решительно высказалось за сохранение Игналинской АЭС — после чего она была закрыта по требованию Брюсселя.
Если внимательно присмотреться к Европе, то прямая демократия работает там разве что в странах-посёлках с ничтожными территорией и населением (Люксембург, Исландия). И единственное место, где система референдумов действительно отлажена как часы и действует как часы, решая самый широкий круг вопросов от религиозной и миграционной политики до политики социальной — это не входящая ни в какой Евросоюз Швейцарская конфедерация
Что ещё стоит отметить. Практически везде, где на суд граждан напрямую выносятся «европейские» вопросы — политика ЕС терпит более или менее жестокий крах.
Так было в Словении по вопросу гей-браков, так было в Болгарии по вопросу АЭС в Белене, так было в Нидерландах по вопросу ассоциации с Украиной, так было в Греции по вопросу плана «большой тройки МВФ-ЕК-ЕЦБ» по экономии. Не говоря уже о «большом провале» референдумов о конституции Евросоюза во Франции и Нидерландах в 2005-м, после чего запланированный было в рамках победного марша евроконституции референдум в Ирландии был просто отменён.
Таким образом, Единой Европе сегодня фактически противопоказано спрашивать мнение европейцев.
Связано это, надо думать, с тем фактом, что современный ЕС является произведением не европейских наций, но элит — которые «европейские» очень условно.
С одной стороны, это элиты экономические — или, проще говоря, руководство транснациональных корпораций, давно представляющих собой отдельную глобальную силу и по своей воле способных в любой момент переместить штаб-квартиру из Парижа в Сингапур.
С другой стороны — это элиты политические, находящиеся под прямым или косвенным контролем Соединённых Штатов. Воспитанные и одобренные под их руководством и действующие во всех ключевых случаях как одна команда.
К этому стоит добавить, что политическое и экономическое влияние масс в передовых странах непрерывно падает все последние десятилетия.
Съёживаются и обезлюживаются массовые производства и армии — а вслед за ними то же самое происходит с профсоюзами и политическими движениями. Партии превращаются в сервисные (зачастую наследственные) институты при элитах, в «фабрики согласия», фактически занятые законодательной упаковкой политики элитариев
Массы же всё более отделены от власти. Между их интересами и реальной политикой стоят разной степени хитрости «мажоритарные системы представительской демократии» (в рамках которой, к примеру, самая популярная партия Франции «Национальный фронт» постоянно теряет почти все свои места по ходу выборных процедур).
Между массами и реальной политикой стоит и сам принцип безответственности политиков за невыполнение предвыборных обещаний. К примеру, Олланд в свою первую кампанию обещал побороть безработицу. Безработица за годы его правления выросла. Олланд понесёт за это страшную, надо думать, кару — его не выберут в следующий раз, и ему придётся перейти на руководящую должность в какую-нибудь структуру ЕС или НАТО.
Иными словами — старательное увиливание элит ЕС от выяснения воли большинства есть нежелание признаваться, что воля большинства существует только формально.
Это большинство может хотеть всяких ненужных вещей – защищать свои традиции и своё право на воспроизводство, трудиться и пользоваться результатами своего труда. В общем – всячески тормозить свободное движение капиталов, трудовой силы и снижать цифры прибыли.
Этого большинству позволять нельзя — в конце концов, кто оно такое, чтобы его спрашивали.
…По всему поэтому понять британских букмекеров можно. Они знают главное: правящая элита в своём подавляющем большинстве против выхода из Евросоюза. Руководство обеих главных партий против. Руководство большинства корпораций против. Приезжал сам Обама — он тоже против.
А значит — «против» будет в итоге нарисовано и в результатах референдума. В конце концов, за две недели до плебисцита по независимости Шотландии там у сторонников отделения тоже было большинство. И ничто не помешало в результате таинственному превращению его в 40% по итогам подсчёта голосов.
…Но вот в чём вся штука. Удивительным образом вопросы, которые сейчас трясут Европу, наиболее успешно были решены именно в «странах прямой демократиии». Исландия выпуталась из своей версии мирового финансового кризиса-2008, Швейцария — решила по-своему вопрос сохранения своего религиозно-культурного облика.
А в единой Европе, где элитам по-прежнему ловко удаётся «держать ситуацию под контролем», — эти проблемы продолжают только вибрировать всё сильнее. И чем дольше они будут сохранять контроль — тем затейливее может оказаться финальный результат.