Многое было написано об известном споре между Томасом Джефферсоном и Александром Гамильтоном по поводу соответствия первого центрального банка Америки, Банка Соединенных Штатов (BUS), конституции. Именно тогда Джефферсон, занимавший должность Государственного секретаря, сформулировал свои взгляды на необходимость «строгого соблюдения» Конституции.
Многое было написано об известном споре между Томасом Джефферсоном (Thomas Jefferson) и Александром Гамильтоном (Alexander Hamilton) по поводу соответствия первого центрального банка Америки, Банка Соединенных Штатов (BUS), конституции. Именно тогда Джефферсон, занимавший должность Государственного секретаря, сформулировал свои взгляды на необходимость «строгого соблюдения» Конституции. Он изложил свои доводы президенту Джорджу Вашингтону (George Washington), подчеркивая, что учреждение центрального банка не является одним из полномочий, делегированных штатами центральному правительству, и так как эта идея была недвусмысленно отклонена Конституционным Конвентом, центральный банк не соответствует конституции.
Известно также, что министр финансов Александр Гамильтон изобрел концепцию «подразумевающихся» полномочий в противоположность перечисленным в Конституции полномочиям.
Джордж Вашингтон подписал закон о создании BUS не под влиянием доводов Гамильтона, а из-за сомнительной политической сделки. Федеральную столицу переместили из Нью-Йорка в Вирджинию, и Вашингтон хотел, чтобы новая граница Округа Колумбия примыкала к его владениям в Маунт-Вернон. В обмен на перенос границы округа он и подписал проект федералистов о создании BUS.
Первый центральный банк Америки стал порождением бесчестной политической сделки, но этот случай политической коррупции блекнет по сравнению с тем, что на самом деле задумали Гамильтон и федералисты. Как писал Мюррей Ротбард (Murray Rothbard) в Тайне банковского дела (стр. 192), Гамильтон и его политические сторонники, в особенности военный подрядчик/конгрессмен от Филадельфии Роберт Моррис (Robert Morris), хотели:
навязать новым Соединенным Штатам систему меркантилизма и большого правительства по британскому образцу, против которого выступили колонисты. Их целью было создание сильного центрального правительства во главе с сильным президентом или королем, которое бы опиралось на высокие налоги и обширный государственный долг.
Особенно важной частью того, что Ротбард назвал «схемой Морриса», было «создать и возглавить центральный банк, чтобы получать дешевые кредиты для себя самого и своих союзников».
Гамильтон был хитроумным кукловодом Морриса в администрации Вашингтона. Дуглас Эдейр (Douglas Adair), редактор Записок Федералиста (Penguin Books, 1980, стр. 171), пояснял:
применяя изощренные махинации, Гамильтон вознамерился, с помощью программы классового законодательства, объединить в одно целое собственнические интересы восточного побережья с соответствующей партией администрации, и в то же время пытаться воздействовать на Конгресс используя систему подачек. При реализации этого плана… Гамильтон насадил в Министерстве финансов систему спекуляции и взяточничества, в которой участвовали некоторые сенаторы, конгрессмены и их богатые избиратели по всей стране.
Эдейр говорит именно о том, как Гамильтон национализировал старый правительственный долг. Были выпущены новые правительственные облигации, а прежние долговые обязательства должны быть обналичены по номинальной стоимости. Этот план «немедленно стал известен в Нью-Йорк Сити», писал Джон Стил Гордон (John Steele Gordon) в Благословении Гамильтона (стр. 25), «но вести о нем в остальной части страны распространялись медленно, на лошадях и парусниках». Таким образом, нью-йоркским и филадельфийским политикам вроде Роберта Морриса была предоставлена возможность бесконтрольно скупать ценные бумаги. Это был первый пример политических инсайдерских сделок в истории США.
Политические инсайдеры, включая многих участников Конгресса, сразу же начали скупать как можно больше старых правительственных облигаций у ничего не подозревающих ветеранов Войны за Независимость всего за 2% от номинальной стоимости. Это описано историком Клодом Боуэрсом (Claude Bowers) в книге Джефферсон и Гамильтон:
Экспрессы с очень крупными суммами денег для спекуляций на пути в Северную Каролину… бултыхались и тряслись по скверным зимним дорогам… Два быстроходных судна, зафрахтованные членом Конгресса… бороздили воды на юг с той же целью. (стр. 47)
Среди тех, кто мгновенно стали миллионерами, были «ведущие члены Конгресса, которые знали о предоставлении компенсации стоимости бумаг (по номиналу)», писал Боуэрс (стр. 48).
Видя этот грабеж, политический оппонент Гамильтона, Томас Джефферсон, понял, что тот намеренно создавал систему официально учрежденной коррупции, чтобы купить политическую поддержку в Конгрессе и реализовать меркантилистский/империалистический план своей партии – именно против такой системы и начали войну колонисты. 4 февраля 1818 года в своем эссе (в книге Томас Джефферсон: Записки, стр. 661-696), написанном после смерти Гамильтона в 1804 году, Джефферсон вспоминал, к чему стремился Гамильтон: «Финансовая система Гамильтона преследовала два мотива. Первый – исключить общественное понимание и расследование. Вторая – создать машину для коррупции в законодательных органах».
По поводу последней «цели», Джефферсон объяснял, что Гамильтон:
Открыто признавал свое убеждение, что человеком может управлять лишь один из двух мотивов: сила или интерес; по его мнению, о силе в его стране не было и речи [примечание: это было до Линкольна]; таким образом, следует соблюдать интересы участников [Конгресса], чтобы законодатели действовали совместно с исполнителями. И, к огорчению и позору, стоит признать, что созданный им механизм работал не безуспешно… Некоторые члены [Конгресса] оказались достаточно корыстными, чтобы привязать свой долг к своим интересам и действовать ради собственного, а не общественного блага.
Джефферсон впоследствии описывал ту самую сцену, которая упоминается в цитате из книги Клода Боуэрса:
Началась всеобщая гонка. Курьерские и почтовые экипажи по земле, а быстроходные парусники по морю помчались во все стороны. Активные партнеры и агенты были найдены в каждом штате, городе и стране по соседству, и эти бумаги скупались за 5% и даже всего за 2% от номинала, до того, как владелец узнавал, что Конгресс уже предусмотрел ее возмещение по номиналу. Так бедных и невежественных обокрали на огромные суммы.
«Таким образом, люди, которые обогатились за счет проворства предводителя [Гамильтона], — писал Джефферсон, — конечно, последовали бы за тем, кто вел их к богатству, и так они становились усердными инструментами во всех его [политических] мероприятиях».
Но политическая власть, основанная на взяточничестве, была лишь временной, говорил Джефферсон. «Она пропадала с потерей [то есть выходом на пенсию или смертью] отдельных членов [Конгресса], которых она обогатила». Поэтому, рассуждал Джефферсон, «был необходим определенный, более постоянный, механизм влияния». Этим вечным двигателем коррупции, считал Джефферсон, «и был Банк Соединенных Штатов». Центральный банк, однажды созданный, было бы сложно разрушить, и он неизбежно стал бы постоянным источником финансирования для политического взяточничества и махинаций. Как предусмотрительно.
Джефферсон заключил, что «Гамильтон не просто был монархистом, он выступал за монархию, основанную на коррупции», а центральный банк должен был стать финансовой базой коррумпированного режима. Он пришел к такому выводу, наблюдая за поведением Гамильтона в его бытность министром финансов, а также в личных разговорах с ним, при участии военного министра Генри Нокса (Henry Knox), президента Джона Адамса (John Adams) и генерального прокурора Эдмунда Рэндольфа (Edmund Randolph) в 1791 году, когда был создан BUS.
Джефферсон вспоминал, как президент Джон Адамс отозвался о британской конституции так: «если избавить эту конституцию от коррупции и даровать ее народной ветви равенство представительства, она станет лучшей конституцией из всех, когда-либо придуманных человеком». На что Гамильтон возразил:
Избавьте ее от коррупции и даруйте ее народной ветви равенство представительства, и получите самое бесполезное правительство; а сейчас, при всех своих предполагаемых недостатках, это самое совершенное правительство из всех когда-либо существовавших.
Гамильтон был «настолько околдован и испорчен британским примером, — писал Джефферсон, — чтобы прийти к стойкому убеждению, что коррупция была необходима для управления нацией» (стр. 671). Гамильтон считал «свой» банк, Банк Соединенных Штатов, абсолютно неотъемлемым элементом его американизированной версии «самого совершенного правительства на свете».