Интервью с американским финансистом, представителем знаменитого американского клана Гетти 29.11.2005
В начале следующего года в США сменится глава Федеральной резервной системы (ФРС). Вместо бессменного Алана Гринспена на этот пост должен прийти Бен Бернанке. По мнению многих экспертов, появление на посту главы ФРС человека, вышедшего из академической среды и придерживающегося иного взгляда на развитие американской экономики, нежели Алан Гринспен, означает серьезные изменения в макроэкономической политике Белого дома. Между тем, как отмечают некоторые ученые, функции доллара как главного финансового инструмента США в будущем могут серьезно измениться – вплоть до его перехода в виртуальную реальность. Об этом заместитель главного редактора RBC daily Олег Леонов беседует с американским ученым и бизнесменом Гордоном Гетти.
– Г-н Гетти, Вы одновременно являетесь композитором, музыку которого с удовольствием исполняют ведущие мировые оркестры, экономистом, разработавшим собственную теорию, и успешным бизнесменом, состояние которого оценивается в 2,2 млрд долл. Много ли бизнесменов в США могут похвастаться такими разносторонними интересами?
– Мне лично отвечать на этот вопрос не очень скромно. Могу сказать, что музыку любят очень многие и каждый наделен собственными талантами.
– Как Вы считаете, кто Вы в первую очередь – бизнесмен, ученый или композитор?
– Помимо наших семейных активов у меня есть собственный финансовый бизнес в Сан-Франциско, которому я обязательно уделяю какое-то время каждый день. Одновременно я работаю над новой фундаментальной экономической теорией, но на первое место с точки зрения личного увлечения я бы поставил музыку.
– Когда Вы стали композитором?
– Наверное, когда родился. Если говорить о профессиональной карьере, то впервые я опубликовал свои сочинения, когда мне было около 30 лет – в 1959 г. Следующее произведение вышло в 1964 г., а потом я некоторое время писал только для себя и вернулся к публичной музыкальной жизни уже в начале 1980-х.
– Вам не кажется, что сейчас очень сложно привнести в классическую музыку что-то новое и в принципе ее современная интерпретация – это лишь некое повторение прошлого?
– У каждого композитора есть собственный «голос», а потому пока музыку сочиняют разные люди, она никогда не будет звучать одинаково.
– Я не очень хорошо разбираюсь в современной классике, но мне почему-то кажется, что сейчас трудно найти композиторов, которые могли бы сравниться с Бахом или Моцартом.
Я думаю, с точки зрения гениальных сочинителей XX в. действительно был очень скудным. Может быть, XXI в. будет другим. Я знаю неплохих композиторов вроде американцев Джона Корильяно, Джона Адамса и Джеймса Пегги, но, конечно, сравнивать их с великими именами прошлого сложно.
– Как Вы думаете, у классической музыки есть будущее или ее подомнет под себя рок или «попса»?
– Я бы не стал сгущать краски. Классическая музыка чувствует себя довольно хорошо – в любом голливудском фильме вы обязательно столкнетесь с Чайковским, Рахманиновым, Вагнером или другими известными композиторами. Есть и новая музыка, написанная в манере композиторов, о которых я говорил. Безусловно, классическая музыка будет как-то меняться, но пока сложно сказать, как. Единственное, признаюсь, что я не большой поклонник «современной» классической музыки и пишу старомодные композиции.
– Президент фонда Российский национальный оркестр Сергей Марков, который в частности исполняет Вашу музыку, любит повторять, что классическая музыка – это отнюдь не скучно, а даже весело.
– Наверное, я с ним соглашусь.
– Как сочетается с музыкой Ваша вторая область деятельности – экономика? Можно ли сказать, что она как-то похожа на музыку?
– Нет (смеется), это математика, но не скучная.
– Насколько мне известно, суть Вашей теории сводится к тому, что через несколько десятков лет наличных денег не будет – грубо говоря, их заметит новый финансовый инструмент, который вы называете security money (буквально акции-деньги, SM)?
– Вряд ли, конечно, это произойдет в ближайшее время – но Вы точно доживете. Фридман утверждает, что предложение денег должно быть небольшим. Этот постулат лежит в основе монетаристской теории. В противном случае неизбежен рост инфляции. Это правда до тех пор, пока деньги приносят небольшой доход (rate of return). Но если ставка дохода по деньгам приближается к норме доходности ценных бумаг, то они прекращают быть простой товарной мерой стоимости, а потому могут покупаться потребителем для получения дохода. Тогда предложение денег начнет расти – ведь в обычных условиях нормальный человек держит наличных денег не больше, чем на несколько недель, так как в противном случае они будут лежать мертвым грузом. В этих условиях можно попробовать привнести какие-то эволюционные изменения в эту систему.
Давайте возьмем в качестве примера инвестиционный фонд денежного рынка (money market fund, ММФ), который подлежит фондированию. Предположим, что акции этого фонда можно разделить между большой группой лиц. Их совершенно не волнует, паем какого фонда они владеют: все такие фонды прозрачны и надежны. Теперь от ММФ переходим к другим взаимным фондам (mutual funds), а потом – к ценным бумагам вообще. Все, что нам нужно, это механизм, который бы гарантировал сохранение целостности (integrity) доллара, фунта, рубля или любой другой валюты.
В принципе основная идея сводится к тому, что платежи ежедневно осуществляются с помощью перевода акций взаимных фондов (как на денежном рынке, так и на долгосрочном) со счетов сетевых плательщиков на счета сетевых реципиентов. При этом переводятся акции этих фондов, а не наличность. Платежи выражаются в долларовом эквиваленте, как сейчас, и определяются как трансферты по чистой номинальной стоимости. Каждый участник данной системы сам выбирает порядок, в котором ценные бумаги продаются и покупаются. Кроме того, для расчетов в данной системе вы можете выбирать любые ценные бумаги, главное, чтобы они были в ней зарегистрированы. Другими словами, ее участник выбирает для себя идеальный портфолио и заносит его в систему. Участники указывают предпочтительные акции и возможные альтернативные бумаги на случай, если «идеал» пока не доступен. В дальнейшем система будет автоматически улучшать ваш портфолио в зависимости от доступности определенного вида ценных бумаг. В теории каждый адресат платежей может вместо ценных бумаг получать наличные деньги, просто платя за это небольшую комиссию и учитывая возможность небольшой задержки. Преимуществом данной системы является то, что за деньги не нужно платить существенную премию за ликвидность.
– Поясните, пожалуйста: Вы имеете в виду денежные агрегаты?
– Именно. Если мы будем «подниматься» через М, то чем оно выше, тем больше норма доходности и меньше ликвидность. Поэтому в идеале самая высшая М должна быть конвертируема в агрегат с нулевой или стремящейся к ней доходности (как М1), прежде чем ее стоимость может быть потрачена. SM, наоборот, позволяют сразу же тратить деньги (в том числе М2 и М3), не жертвуя их доходностью.
– Мне не совсем понятно, ради чего нужно выстраивать такую сложную систему?
– Если коротко, то в итоге предложение денег требует меньшего или вообще полного отсутствия ограничения. Если взять в качестве примера акции фондов, ориентированных на долгосрочные инвестиции, то их предложение можно никак не ограничивать, так как они приобретаются не для немедленных трат, а в расчете на получение дохода через какой-то промежуток времени. То же самое будет происходить и с SM. Агрегат M1 сегодня буквально опустошает карманы потребителей – никто в Штатах не держит при себе наличности больше, чем на неделю, и получается, что большую часть времени деньги лежат мертвым грузом. В SM же нет необходимости жертвовать доходностью денег, так как они будут приобретаться в основном для получения дохода, как долгосрочные акции сейчас.
– Наверняка у данной системы есть какие-то минусы?
– Основная проблема заключается в том, что деньги становятся менее гомогенными – в случае с security money расширяется набор стандартных рисков и волатильность доходностей. Но в теории деньги никогда не были полностью гомогенными и, самое главное, не должны быть таковыми на 100%. Кроме того, пока нет адекватного программного обеспечения, с помощью которого можно было бы построить данную систему. По сути нынешний софт, используемый в мировой банковской системе, был разработан еще в 1970-х гг. и с тех пор принципиально не менялся.
– Как SM будут интегрироваться в нынешнюю банковскую систему?
– По существу банки в теории являются не очень стабильными институтами – во-первых, их прибыльность зависит от рискованного экономического рычага, а во-вторых, объем депозитов в последние годы стабильно снижается. Поэтому в будущем банки будут вынуждены в той или иной степени превратить своих вкладчиков в акционеров. Поэтому розничные банки будут постепенно трансформироваться во взаимные банки (mutual banks) или ипотечные банки. Некоторые вкладчики могут стать пайщиками в ММФ. В этом случае у банка пропадает необходимость использования экономического рычага, что сокращает риск банкротства.
– Напрашивается еще один вопрос – в каком случае, как Вы считаете, мировая финансовая система может начать развиваться по описываемому Вами пути?
– Я думаю, что пионерами могут выступить крупные транснациональные корпорации, для которых появление таких денег существенно облегчит систему расчетов по всему миру. Если брать государства, то SM вполне могут появиться за пределами США. В Америке в течение последних 20 лет инфляция была на сравнительно низком уровне, а в целом американская финансовая система, хотя и со скрипом, но стабильно работала. Другие же страны, страдающие от высокой инфляции, например Россия, вполне могут использовать SM для решения этой проблемы. Причем не исключено, что SM могут быть сформированы на базе акций взаимных фондов, «прописанных» в нескольких странах.
– Насколько я понимаю, появление SM означает и радикальное изменение в системе мировых финансовых ценностей. До Второй мировой войны это было золото, которое потом сменил американский доллар, а что же будет в будущем?
– В моей системе мировым стандартом станет корзина ценных бумаг, а фактически – несколько цифр на мониторе. Доллар превратится в воспоминание.
– То есть Вы считаете, что мир постепенно сдвигается в виртуальную реальность и у Интернета сохраняется гигантский потенциал? Вы не боитесь таких перемен – ведь Гетти сделали свое состояние на нефти и нескольких других отраслях реального сектора.
– Я считаю, что у Интернета действительно огромный потенциал, который еще совершенно не использован. Мы тоже не стоим на месте и сейчас диверсифицируем свои активы в соответствии с современными реалиями – мой племянник Марк, например, основал компанию Getty Images – один из крупнейших в мире фотобанков.
Если посмотреть на нынешнюю структуру американской экономической элиты, то она четко делится на две части – старую, зарабатывающую на нефти, оборонке и других «реальных» вещах, и новую, сделавшую состояние на Интернет-буме, то есть по сути из воздуха. Последние, как мне кажется, в отличие от «стариков», довольно беспринципны, не особенно думают о таких вещах, как сохранение традиционных ценностей, и не тратятся на различные гуманитарные программы.
Действительно Рокфеллеры в Штатах или Ротшильды в Европе стараются сохранять традиции. Наш клан тоже не исключение – Марк Гетти, например, входит в наблюдательный совет Британского музея. Но я хочу подчеркнуть, что все инвестиции в гуманитарные проекты делаются из личного кармана, а не из средств, принадлежащих старым бизнес-семьям. Большинство этих компаний давно стали публичными, то есть подотчетными другим акционерами, хотя контрольный пакет акций обычно остается в руках семейства, которое уже распоряжается причитающимися ему дивидендами как хочет. Мы все понимаем, что без поддержки культуры и долгосрочных программ невозможно создать благоприятную для бизнеса среду.
Источник: www.rbcdaily.ru
