Джон Ло был шотландцем. Сын успешного банкира и ювелира, он родился в Эдинбурге в 1671 году. В 14 лет его отдали учиться ремеслу, и в 17 лет он вновь появился, чтобы получить наследство своего отца, который умер в том же году. К тому времени он уже был известен благодаря своим редким математическим способностям и своей популярностью у дам. Автор: Пол Тастейн www.bullionvault.com
Джон Ло (John Law) был шотландцем. Сын успешного банкира и ювелира, он родился в Эдинбурге в 1671 году. В 14 лет его отдали учиться ремеслу, и в 17 лет он вновь появился, чтобы получить наследство своего отца, который умер в том же году. К тому времени он уже был известен благодаря своим редким математическим способностям и своей популярностью у дам.
Обогатившись за счет родового имения, он отправился в Лондон, где список его способностей пополнился игрой на деньги. Он постоянно выигрывал, и снискал ту смесь уважения и ревности, которая сопровождает человека, успешного как за карточным столом, так и в спальне.
К сожалению, его победы в спальне влекли непредвиденные скрытые риски. В те дни Лондон был местом, где за доброе имя леди могли застрелить (это было очень давно), и когда Ло вызвали на дуэль, он принял вызов и, не без оснований, застрелил своего соперника.
Общепризнанно, что хотя первоначально Ло был приговорен к повешению, ему помогли сбежать в процессе рассмотрения апелляции, а так как отныне Лондон стал для него опасным местом, он отправился в Европу.
Высокий пост
В течение нескольких лет он зарабатывал на жизнь своим умом. Он был транжирой, и такой образ жизни свел его с герцогом Орлеанским. Однако, как ни удивительно для игрока, даже тогда в Ло проявлялись первые признаки веры в высшую цель. Без особого предупреждения он уже опубликовал ряд серьезных статей по экономике и был он очень заинтересован в финансировании торговли, о которой он узнал в Амстердаме. Так что окружение герцога, который был намного влиятельнее Ло, хотя и не так умен, вскоре выслушивало его взгляды на экономическое управление.
Тем временем, история заканчивала жизнь великого короля. Людовик XIV умирал, и, будучи широко прославляемым и уважаемым при жизни, вскоре о нем будут вспоминать с некой горечью из-за размера государственного долга, который он оставил своему наследнику. Юному Людовику XV было всего семь лет, и его регентом был назначен именно герцог Орлеанский. Его непосредственной проблемой были 3 миллиарда ливров, одолженных мертвым королем.
Быстро последовала девальвация. Правительство обесценило деньги на 20%, что не принесло какой-то особой пользы, кроме вывода старых монет из обращения. Затем государство решило предложить награду доносчикам, сообщавшим об укрывательстве товаров. Виновных отправляли в Бастилию.
С ухудшением ситуации Ло появился на пороге дома герцога в Париже. Его план был прост. Ему доверят банк, управление королевскими доходами и право выпуска бумажных денег. Бумага будет выпускаться под залог правительственных доходов и земли – эту идею он предлагал в своих статьях много лет назад.
Королевский банк Франции
5 мая 1716 года был создан банк Ло. В дальнейшем его векселя могли использоваться для уплаты налогов. Приобретаемый капитал на 25% состоял из монет и на 75% — из огромного числа государственных облигаций по номиналу (в то время торгующихся с большой скидкой). Затем, обеспечивая свои бумажные деньги не просто какой-то монетой, а монетой в обращении, во время выпуска банкнот он быстро обнаружил, что его бумагу предпочитали сомнительным монетам, которые только недавно обесценились в первый раз, и вскоре ожидалась повторная девальвация. С помощью этого впечатляющего маневра он собрал большую часть запаса драгметаллов страны. К концу года его банкноты стоили на 15% больше соответствующих монет, в то время как государственные долговые обязательства торговались почти на 80% дешевле номинала.
На этом он не остановился. Его следующим планом было выгодно использовать оптимизм по поводу активов Франции в Северной Америке. Он убедил герцога предоставить ему полную монополию на торговлю Франции на реке Миссисипи. Заполучив контроль над чеканкой монет, бумажными деньгами и налогообложением, он также обладал исключительной властью над великой надеждой Франции – торговлей с Новым светом. Он привлек капитал обычным способом, продавая акции по фантастической цене, которые подлежали оплате теми самыми государственными облигациями, от которых все жаждали избавиться.
«Страну начала охватывать спекулятивная лихорадка. Банк Ло сделал столько хорошего, что любым обещаниям на будущее, которые он посчитал нужным дать, с готовностью верили. Каждый день регент даровал успешному прожектеру новые привилегии. Банк получил монополию на продажу табака; исключительное право на аффинаж золота и серебра, и был, наконец, возведен до Королевского банка Франции. Испытывая головокружение от успеха, Ло и регент забыли о главном принципе: банкир, выпускающий бумажные деньги без необходимых средств для их обеспечения, заслуживает смерти. Как только банк из частного превратился в государственное учреждение, регент устроил эмиссию банкнот на тысячу миллионов ливров. Это было первое отступление от здравых принципов, и единственное, в котором несправедливо обвиняли Ло». Чарльз Макей (Charles Mackay) – 1841 г.
Вскоре после того, как монопольное право на торговлю с востоком было также передано компании, и после нескольких эмиссий акций – каждая из которых была дороже предыдущей – страждущая публика боролась за право сдать постоянно дешевеющие государственные векселя в обмен на банкноты Ло и стремительно растущие в цене временные акции Миссисипи.
Чудовище набирало силу само по себе. В Париже был бум. Товары роскоши распродавались, едва успевая попадать в магазины. Сады возле банка Ло превратились в палаточный город, который действовал как импровизированная фондовая биржа. Росли цены на недвижимость и аренду, в то время как акции просто росли и росли до тех пор, пока даже собственные кучера спекулянтов не стали магнатами.
Герцог мог только сделать вывод, что то, что было настолько полезно в данном конкретном количестве, что вряд ли будет хуже, если его увеличить вдвое. А что касается дополнительной торговли и явной нехватки наличных, чтобы поспеть за сумасшедшим обменом акций компании, он взялся проводить дальнейшие эмиссии через голову Ло, который, вероятно, не был настолько глуп, чтобы сделать это, но, должно быть, на время отказался от жесткой банковской дисциплины под влиянием всеобщего одобрения его финансовой изобретательности. Кроме того, запрет на это определенно разозлил бы его босса.
Примерно как раз в это время, когда Париж раболепствовал и поклонялся, прибыл принц де Конти, намереваясь купить столько акций корпорации, сколько он мог прибрать к рукам. Он был возмущен, получив отказ, и в результате отправил три подводы к банку Ло с требованиями немедленного возмещения – в монетах – всего запаса бумажных денег Ло, принадлежавших ему.
Принцу заплатили, но под угрозой крайнего неудовольствия герцога – вызвать которое было бы крайне глупо – рекомендовали немедленно вернуть две подводы. Он повиновался. Но этого было достаточно для появления более умных дельцов.
На первых порах обналичивать свою бумагу профессионалы стали небольшими порциями. Монеты, слитки, ювелирные изделия и всё, что подвергалось транспортировке, было тайно вывезено за границу – в Бельгию, Голландию и Англию.
Затем понадобилось законодательно установить наценку на банкноты относительно монет, и парламент объявил, что с этих пор стоимость монеты будет составлять всего 95% от стоимости бумаги. Этот указ был столь же полезен, как и любой подобный ему до и после того.
У Ло не было другого выбора, кроме как испытать последний главный шанс в своей банковской карьере. Сделав ставку на оставшиеся полномочия, он упразднил монету в качестве средства обмена, а затем в феврале 1720 года объявил незаконным обладание крупными суммами золота в любой форме. Затем он закрыл границы и разослал указы во все каретные сараи – отказывать всем путешествующим за границу в свежей лошади до проверки багажа инспектором. Значительные штрафы распределялись между казной и доносчиком. [сноска]
К августу этого года всё было кончено, и Джон Ло был самым ненавистным человеком во Франции. К счастью, он жил в Венеции. Как все хорошие игроки он перешел к следующей игре, за счет которой он продлил свое существование еще на девять лет. Большая часть денег, которую он выиграл в этот период, составляли средства, потерянные им при оттоке капитала, который он объявил вне закона.
Скандинавские медные деньги 1600-1700 гг
Швеция 17-го века не была похожа на нынешнюю мирную страну. Шведы были хозяевами значительной и теперь, по большей части, забытой европейской империи.
В начале 17-го века революция в (голландском) Амстердаме привела к тому, что граждане захватили контроль над эмиссией монет. Голландские мореплаватели целыми лодками возвращали драгметаллы благодаря своему господству в мировой торговле. Шведы предполагали, что приток металла был связан с возможностью чеканить деньги частным образом.
Так в 1604 году серебро приравняли к металлическим деньгам, но при этом была введена 15-процентная наценка на монеты.
Это было очень резкое увеличение стоимости, из-за которого схема стала неэффективной. Шведское серебро просто ушло из Амстердама и было переплавлено голландскими банками на флорины (гульдены), которые были использованы на покупку товаров, которые, в свою очередь, были проданы обратно в Швецию. Шведские запасы серебра быстро исчезли за границей.
Шведский король Карл IX впоследствии, в 1607 году, подписал указ о том, что серебро можно размещать унцию за унцией в обмен на подлежащие выкупу далеры (талеры). Приглашение не было принято повсеместно, предположительно, из-за того, что народ понимал цену такого хранения. Тем не менее, существовало неограниченное законное право чеканить монеты из собственного серебра. Оно стало известно как «Право на свободную чеканку монет». В результате отныне появилось два способа неограниченного перевода металла в монеты – даже притом, что в Швеции было мало драгметаллов.
Кроме того, запасы серебра истощались и из-за договора о выкупе захваченной датчанами крепости Эльфсборга, по условиям которого шведы заплатили практически все, что у них было, за ее возвращение. У Швеции не осталось иного выхода и в связи с тем, что шведы контролировали лучшие медные рудники мира, в обращение начали входить сильно переоцененные медные монеты.
Возможно, у шведов и заканчивались запасы драгоценных металлов, но они по-прежнему обладали большой военной мощью, и эти медные монеты в дальнейшем выпускались в больших количествах Густавом II в 1625 году, чтобы финансировать войну против мстительного немецкого завоевателя Фердинанда II. Именно шведский король Густав разбил армии католиков Фердинанда за четыре кампании и, наконец, освободил северную Европу для ее преимущественно протестантского населения.
Но теперь военные долги государства вкупе со значительно переоцененными медными монетами и законодательной структурой, приспособленной для товарных денег, превратили Швецию в абсурдную систему медной валюты. Медь привозилась, чеканилась ради придания переоцененного статуса и быстро понижала деньги в цене до затрат на добычу самого сырья – которые в стране, богатой медью, были крошечными. Сбережения большинства населения были уничтожены.
Дочь Густава Кристина, унаследовавшая трон в возрасте 6 лет, постигала эти финансовые тайны в течение 12 лет, а по достижении совершеннолетия она велела выпускать медь, обеспеченную казначейскими векселями, которые назывались ассигнатами и циркулировали в качестве денег. После этого был учрежден банк, принимавший медь и выдававший квитанции под названием «транспортные билеты», давшие начало современной банкноте. Билеты было удобно использовать и, что было свойственно ранним бумажным деньгам, просто подделать.
Прежде всего, эта популярная бумажная валюта наполнила банк медью. Но бумага потеряла доверие, и вновь возник спрос на твердый металл. Так что медь разрезали на листы, не особенно изящно штамповали и вновь пускали в обращение в виде денег кусками весом до 15 кг [экспонат, хранящийся в Британском музее, датированный 1658 годом, имеет длину около 65 см].
Люди должны были ходить по улицам и носить с собой эти огромные пластины, буквально балансируя их на своей голове. Поначалу это было всего лишь неудобно, но затем цена меди на мировых рынках обвалилась, когда шведские рудники лишились своего доминирующего положения, и деньги обесценились.
Наконец барону Георгу Генриху фон Гёрцу (George Heinrich von Goertz) пришла в голову идея предложить свои услуги главного банкира этой богатой медью, но отныне бедной стране.
Он отчеканил представительные деньги из меди, узаконил их с помощью изображения профиля королевской головы и назначил номинал монеты равным талеру. Он не ограничивал эмиссию и не заботился о качестве монет, которое уступало техническим возможностям того времени. Более того, он осуществил это мероприятие от имени администрации, которая практически полностью лишилась финансового доверия своего населения, и усугубил ошибку, допустив широкое распространение слухов о том, что в будущем сборщики налогов откажутся принимать эти монеты в качестве законного платежного средства. Иными словами, он нарушил все пункты кодекса руководителя центрального банка. Монеты стали ненавидеть, и они курсировали в быстро ухудшающейся шведской экономике.
Гёрц добился успеха в качестве министра в других сферах правительственной деятельности. Он не получил никакой прибыли от катастрофы, но его все равно винили в финансовых проблемах и последующем ослаблении шведской военной мощи.
По всеобщему признанию, в ответ на обвинение в «подрыве общественного доверия воображаемым деньгам» он произнес превосходную и четкую оправдательную речь, которую он сам составил, получив отказ в адвокате. Этого оказалось недостаточно. 3 марта 1719 года он стал первым обезглавленным банкиром современности, — это наказание в те времена было популярным.