Статья в «Профиле», с небольшим интервью со мной. Опубликовано в N 759 от 26 марта 2012 года
Непонятно, какую экономическую политику будет проводить новое правительство. А ведь именно от этого зависит решение большинства стоящих перед Россией проблем. Евлалия Самедова , «Куда кривая вывезет»
Новый курс Путина-Медведева будет формально либеральным, а по сути прежним, оппортунистическим — накрепко привязанным к ценам на нефть и нацеленным на решение проблем по мере их поступления.
В России идет активное обсуждение состава нового кабинета министров. Из массы разнообразных слухов пока сложно вылепить четкую картину того, что же все-таки нас ждет после майской инаугурации. И, главное, непонятно, какую экономическую политику будет проводить новое правительство. А ведь именно от этого зависит решение большинства стоящих перед Россией проблем. Недавно был представлен итоговый доклад экспертов «Стратегия-2020», который готовился по заказу Владимира Путина. Внешне документ получился либеральным — он говорит о необходимости улучшения инвестиционного климата, сокращении участия государства в экономике, перераспределении расходов на оборону и безопасность в сторону образования, здравоохранения и инфраструктуры, снижении налогов на бизнес, повышении пенсионного возраста. Но будет ли эта программа работать? Удивительно, но опрошенные «Профилем» эксперты с различными взглядами на «жизнь» и экономику — президент консалтинговой компании «Неокон» Михаил Хазин и руководитель Центра социальной политики Института экономики РАН Евгений Гонтмахер — сошлись в том, что документ получился нежизнеспособным. Правда, претензии к «Стратегии» у них разные: Хазин считает ее слишком либеральной, а Гонтмахер — нерабочей из-за отсутствия политического раздела. При этом Хазин уверен, что тандем Путин-Медведев будет и дальше следовать советам либеральных экономистов, и это не приведет ни к чему хорошему, а Гонтмахер полагает, что вообще не будет никакого четко выраженного курса, и экономическая политика останется ситуативной и хаотичной.
Руководитель Центра социальной политики Института экономики РАН Евгений ГОНТМАХЕР
ПРОФИЛЬ: Насколько, на ваш взгляд, «Стратегия-2020» отвечает сегодняшним российским и мировым реалиям?
Гонтмахер: Скорее, этот документ отвечает мировым реалиям, чем российским. В развитых странах повестка дня концентрируется вокруг экономических, а не политических вопросов, поскольку политическая система стабильна. Основные проблемы сконцентрированы в сфере финансовых рынков, реального сектора, структурных преобразований, социального неравенства. С этой точки зрения документ, который сделали коллеги, находится почти в мейнстриме. Вся «Стратегия» при этом написана так, как будто в России уже сформировалась устойчивая политическая система, которая не нуждается в реформировании. А между тем в России повестка совсем другая. Конечно, вопросов макроэкономики и «социалки» никто не отменял, но мощнейший кусок, о который мы уже все споткнулись, — это, конечно, политика. Причем речь не только о честных выборах — это уже стало банальным, — но и о судебной системе, необходимости децентрализации власти и передачи полномочий местному самоуправлению и общественным организациям, о защите собственности, о свободе СМИ. Я уже не говорю про коррупцию. То есть в России повестка дня намного шире и комплекснее, чем на Западе. В этом и заключается главный порок этого документа — там нет разделов, посвященных политике. Есть некоторые моменты, касающиеся инвестиционного климата, но, сказав «а», надо говорить и «б». «Стратегия» могла бы стать реальным планом действий, только если бы она включала в себя и вопросы политического реформирования. А так это просто 800-страничный документ, который будет лежать в кабинетах.
ПРОФИЛЬ: Может быть, авторы сознательно избегали этого блока вопросов, чтобы документ не был отвергнут сразу и целиком? И это своего рода компромисс?
Гонтмахер: Это вопрос уже к принципам экспертной деятельности, к Ярославу Кузьминову (ректор Высшей школы экономики. — «Профиль») и к Владимиру Мау (ректор Академии народного хозяйства и госслужбы. — «Профиль»). Если ты являешься независимым экспертом, то должен быть беспристрастен. Соображения вроде «вот туда — нельзя» не принимаются. Если же ты соглашаешься с тем, что тебе расставляют «красные флажки», то ты уже независимым экспертом не являешься. В принципе так в данном случае и есть, потому что, при всем уважении к Кузьминову и к Мау, это люди, которым зарплату платит государство: Кузьминов работает при правительстве, Мау — при президенте. В этом смысле я не могу их осуждать, но закон жизни заключается в том, что точка сидения определяет точку зрения. Если бы они сказали заказчику, что без раздела о реформе политической системы, о создании конкурентной среды в политике, о транспарентности государства проект не сработает, документ имел бы совсем иную ценность. Но они сказать этого не могут.
ПРОФИЛЬ: А вы считаете, что возможно было бы поставить заказчику ультиматум: или политика включается в «Стратегию», или документа не будет?
Гонтмахер: Надо идти от обратного, то есть от самого заказчика. У него теоретически существовало три варианта получения «Стратегии». Первый — попросить составить ее правительство. Перед самым началом кризиса был утвержден действующий сегодня вариант, который министерства сели и написали. Программа триумфально провалилась. Понятно, что правительство само себе не может ставить сложные задачи. Второй вариант — тот, что мы имеем со «Стратегией-2020», — пригласить правительственных экспертов. Конечно, здесь больше поля для маневра, хотя существуют достаточно жесткие ограничения, о которых я уже сказал. Третий вариант, который часто используется в мире и был бы в нашем случае наиболее оптимальным, — это когда указом главы государства создается комиссия или совет, куда приглашаются независимые эксперты, и им дается полный карт-бланш. Только так можно было бы избежать еще одной ошибки «Стратегии»: в ней отражена единственная точка зрения на экономику — либеральная. Вообще-то в России есть и другие экономические школы, но у нас был поставлен идеологический фильтр.
ПРОФИЛЬ: Почему правительство не пошло по третьему пути?
Гонтмахер: Потому что у нас политическая культура такая. У нас есть правящая партия, которая оппозицию в упор не видит. Наша общественно-политическая парадигма направлена на монополизм, на дискриминацию меньшинства, у нас отсутствует культура диалога, культура компромисса. Это общая наша беда. Так что если бы Путин хотел сделать стратегию, которая могла бы претендовать на общественную поддержку, он бы выбрал третий вариант. И, кстати, в дальнейшем он бы мог на это ссылаться, этот ход был бы беспроигрышным. И мы получили бы документ, который мог бы стать реальной основой для какой-то долгосрочной стратегии. Обратите внимание, у нас в России за последние 20 лет не было ни одного реального долгосрочного документа. Сейчас правительство живет по трехлетнему, а я бы даже сказал, по однолетнему плану. До этого была уже упомянутая провалившаяся «Стратегия-2020» издания 2008 года. Еще раньше — программа Грефа. Там тоже были робкие попытки подсказать Путину, что надо реформировать не только экономику, но и госаппарат. Были написаны политические куски, которые даже не вошли в окончательный текст и оказались вообще никому не нужны. Эта программа в результате не сыграла предназначавшейся ей роли. Новая «Стратегия-2020» находится ровно в том же положении и результат будет иметь такой же. Я в этом уверен.
ПРОФИЛЬ: Но на этот документ все-таки будут опираться?
Гонтмахер: Какие-то фрагменты будут использованы, как это было и с программой Грефа. Конечно, все 800 страниц не будут выброшены в помойку. Там много любопытного, отдельные вещи будут восприняты. Но кумулятивного эффекта, который должен выражаться в новом качестве экономического роста, как там заявлено, не будет. Из-за органических пороков, о которых я сказал.
ПРОФИЛЬ: Как же будет развиваться экономическая политика в течение нового президентского срока Путина? Вообще без какого-либо четкого плана?
Гонтмахер: Абсолютно. Хаотично, ситуативно и, конечно, в зависимости от мировой экономики и цен на нефть. Так что будет все то же самое, что было до того. Будем решать проблемы по мере их поступления, плыть без руля и ветрил. Причем мир решит свои проблемы как раз в рамках тех дискуссий, которые там сейчас ведутся по макроэкономике, а мы, как всегда, окажемся непонятно где, потому что их рецепты у нас «почему-то» не срабатывают. Вот в чем весь драматизм ситуации с этим докладом.
Президент консалтинговой компании «Неокон» Михаил ХАЗИН
ПРОФИЛЬ: Как вы можете оценить доклад «Стратегия-2020»? Насколько, на ваш взгляд, этот документ адекватен мировой и российской ситуации?
Хазин: Этот документ — своего рода реинкарнация программы гайдаровского правительства. Он построен на тех же самых либеральных идеях, продвинутых к нам в рамках «вашингтонского консенсуса» (принципы либеральной экономполитики, сформулированные в 1989 году МВФ, Всемирным банком и американскими аналитиками для стран Латинской Америки и бывшего соцлагеря. — «Профиль»). Основная проблема при этом, на мой взгляд, состоит в том, что уже тогда результаты применения программы дали крайне негативный результат. Мы получили серьезное падение ВВП, деиндустриализацию, сильное снижение уровня жизни населения, тотальную зависимость от экспорта нефти, разрушенные системы социальной поддержки и образования и много иных негативных последствий. А вот позитива как-то не наблюдается. Лишь в тех немногих сферах, где был дан отбой либеральным реформам, например атомной и космической, в последние годы отмечался некоторый позитив. Есть все основания считать, что за реализацией новых либеральных реформ последует примерно такой же результат, как в начале 1990-х. То есть падение ВВП на 30-35% — с соответствующей социальной катастрофой. Беда только в одном — сейчас у нас нет того запаса прочности, который создал СССР, и по этой причине такое развитие событий приведет не только к социальной, но и к политической катастрофе.
ПРОФИЛЬ: Что именно вас не устраивает в «Стратегии»?
Хазин: Например, предполагается экономический рост за счет иностранных инвестиций. И здесь у меня возникает вопрос: с чего вдруг они к нам пойдут? У нас достаточно высокая по сравнению, скажем, с Индонезией стоимость рабочей силы и при этом плохой климат — средняя температура низкая. Какой инвестор будет вкладывать сюда деньги, когда есть Индонезия? 20 лет назад основания были — у нас была высококвалифицированная рабочая сила, инженерные школы. Сегодня всего этого нет. Все попытки привлечь иностранные инвестиции показывают, что их масштаб в условиях высоких мировых цен на нефть достаточно ограничен.
ПРОФИЛЬ: Но «Стратегия» говорит о необходимости отхода от сырьевой экономики. Разве вы с этим не согласны?
Хазин: Опять же вопрос: с чего вдруг он сможет произойти? Чтобы был отход, нужно, чтобы кто-то вкладывался в развитие технологий. А кто это будет делать? В этой программе и близко нет никого, кто бы мог это делать. Одни голые лозунги, традиционные либеральные мантры. ПРОФИЛЬ: Вы считаете документ декларативным?
Хазин: Я бы сказал, он имеет ритуальный характер. Есть «вашингтонский консенсус», ему надо молиться — он велик. Соответственно, заниматься камланиями в расчете на то, что все само получится. Ну и, разумеется, выполнять указания «старших братьев» из-за океана. Не особо задумываясь об их содержании. И, разумеется, не забывая при этом, что раз мы исполняем либеральную программу, то либералов нужно оставить на старых должностях и дать им еще новые полномочия.
ПРОФИЛЬ: Что вы думаете о предложении сократить военные расходы в пользу расходов на образование и медицину?
Хазин: Мы столько лет не финансировали оборону, что теперь придется это сделать, ведь нам все-таки нужно содержать армию, особенно сейчас, в условиях кризиса, когда много кто может на нас претендовать. Это, кстати, обратный эффект от деятельности тех же самых либералов. Теперь нам придется затягивать пояса, чтобы расплачиваться за итоги реформ 1990-х годов. Они не финансировали ни НИОКР, ни исследования.
ПРОФИЛЬ: А повышение пенсионного возраста не представляется вам разумным?
Хазин: С точки зрения экономики пенсионный возраст придется повышать, но это решение должны принимать люди ответственные. Среди российских либералов таковые отсутствуют. По этой причине я считаю, что их и близко нельзя подпускать к решению таких вопросов.
ПРОФИЛЬ: Вы считаете, что Путин и Медведев будут прислушиваться к авторам доклада?
Хазин: Они не могут этого не делать, потому что других людей — нелиберальных экономистов — в их окружении нет. Этим они принципиально отличаются от Ельцина, которого окружали люди, придерживавшиеся разных взглядов. По этой причине он мог сделать маневр. Он мог совершить ошибку или кого-то уволить, но выбор у него был.
ПРОФИЛЬ: Ну, у нас же Кудрина отстранили…
Хазин: Это не важно, потому что одного либерала убрали, а другого на его место назначили. В окружении Путина был один нелиберальный экономист — Сергей Глазьев. И это единственный человек, который добился геополитического успеха за последние 15 лет, а именно: создания Таможенного союза и единого экономического пространства. За это его и уволили. Таков результат противодействия либеральной команды, которая не терпит вокруг себя людей, добивающихся успеха.
ПРОФИЛЬ: Выходит, альтернативы курсу, предлагаемому в «Стратегии-2020», нет?
Хазин: В официальной среде нет, а в экономической науке есть. Есть тот же Глазьев, вокруг него есть большая группа специалистов. Я напоминаю, что именно в нашей стране разработана теория экономического кризиса, причем задолго до того, как кризис начался. В западной экономике не было даже близких к этому исследований. В экономической науке мы обгоняем мир, но проблема в том, что те, кто достиг этих результатов, не имеют никакого отношения к системе управления государством. Их целенаправленно оттуда вытесняют, их даже запрещено упоминать в официальных документах. Вы посмотрите, наши руководители регулярно говорят, что в мире нет описания причин кризиса. Зачем они это говорят? Кто им советует так говорить?
ПРОФИЛЬ: Как в таком случае вы видите перспективы развития?
Хазин: Я могу сказать, что нужно делать для того, чтобы существенно улучшить ситуацию. Прежде всего невозможно развивать экономику, не имея суверенной денежной системы. У нас ее сегодня нет. Центральный банк не рефинансирует банковскую систему. У нас нет механизма кредитования, нет длинных денег, есть только внешнее кредитование — через рефинансирование у иностранных банков. То есть мы являемся вторичной структурой по отношению к ФРС США и Европейскому ЦБ. Поскольку у них сегодня серьезные проблемы, они перекладывают их на нас. В результате мы видим, что российские предприятия не могут конкурировать не только на мировых, но даже и на внутренних рынках, и доля импорта постоянно растет. Это политика либеральных денежных властей — для них «вашингтонский консенсус» важнее, чем российская экономика.
Далее: нам нужна программа промышленных и структурных реформ. Она есть даже в западных странах. У нас ее нет. Те же либералы руками и ногами отбиваются от необходимости разрабатывать такую программу. Хорошо помню, как Евгений Ясин и компания в 1990-е годы, в годы президентства Ельцина, уклонялись от ее разработки. Собственно структура реформ заключалась в уничтожении всей промышленности. Они этого добились. Теперь надо все восстанавливать, но ничего не получается из-за жесткого противодействия либералов. Реализовывать программы надо любой ценой. Если выяснится, что для этого надо повысить налог на банки или нефтяные компании до 95%, значит, надо это делать. Банков не будет? Значит, будем работать через Центробанк. Это не вопрос «нравится — не нравится», это вопрос жизни или смерти. Уже понятно, что либеральная политика ведет в тупик. И — это уже не экономический прогноз, а мое твердое убеждение — если Путин попытается продолжить либеральный курс, он свой президентский срок не досидит. И в этом случае он войдет в историю России как трагический персонаж.