Федерализм превратился в единственное политическое средство, позволяющее легально приобретать новые территории В середине 1960-х гг. американец Уильям Райкер обратил внимание на то, что с отходом в небытие колониальных империй федерализм превратился в единственное политическое средство, позволяющее легально, т. е. без применения силы, приобретать новые территории. В мире, пережившем две мировые войны, циничный захват чужих земель перестал быть приемлемой опцией, а перед федерализмом, напротив, открылись новые перспективы. Эта гипотеза предельно четко объясняет, почему путинская Россия, давно перестав быть федерацией во всем, кроме названия, так и не покончила с федеративным устройством и не объявила себя, скажем, демократической унитарной республикой. Всякая федерация по своей природе предстает союзом, открытым для всех желающих. Советское федеративное государство на первых порах неоднократно заявляло о том, что его двери открыты для всех «трудящихся и эксплуатируемых» народов — в отличие от империй, создававшихся «капиталистическими хищниками», страна Советов объявляла себя добровольным союзом с правом свободного входа и выхода. Конституция 1993 г. тоже обязала посткоммунистическую и федеративную Россию законодательно оформить возможность своего территориального расширения, разработав конституционный закон «О порядке принятия в Российскую Федерацию и образования в ее составе нового субъекта». Ходят слухи, что в середине 1990-х гг. большую заинтересованность в принятии этого акта проявляла Армения, для которой исход ее противостояния с Азербайджаном на первых порах отнюдь не казался предрешенным. Как бы то ни было, закон задержался в коридорах Государственной думы и был принят только в начале 2000-х. В нынешней редакции этот акт требует осуществления согласительных процедур с участием властей той страны, которая в полном составе или частично присоединяется к России. Любопытно отметить, что российские ястребы в первое президентство Владимира Путина уже пытались сделать эту тягостную для них норму более удобной. В 2005 г. парламентская фракция «Родина» пожелала внести в закон пункт о том, что инициатором предложения о принятии в Российскую Федерацию является народ, проживающий на территории предполагаемого будущего субъекта. Соответственно, решение о присоединении к России можно принимать на всенародном референдуме откалывающегося куска страны, не обращая внимания на ее центральные власти. Иначе говоря, разработчики предлагали Госдуме проигнорировать международные договоры России во имя частичного восстановления СССР. Тогда поправить конституционный закон не удалось, но российско-грузинская война 2008 г. показала, что в исправлении и нет особой нужды, поскольку в состав России гораздо проще принимать не составные части других государств, а образуемые путем сецессии независимые государства, дипломатически признаваемые Россией и свободно подающие заявку на присоединение к ней. Шесть лет назад об использовании закона только поговорили: он так и остался спящей нормой. Теперь, похоже, этот акт реально поможет России прирастить территории и увеличить население. Следует иметь в виду, что мы не первое государство, которое, игнорируя базовое предназначение федерализма — рассредоточение власти ради эффективного контроля над нею, — использует его в качестве инструмента территориальной экспансии. В свое время британские колонизаторы конструировали «жемчужину британской короны» в качестве федерации именно потому, что так легче было присоединять к ней новые и новые территории. Федеративный дизайн, внедряемый англичанами, вовсе не был, как принято думать, подспорьем демократии, поскольку не предполагал ни вовлечения масс в политику, ни самоуправления для локальных сообществ. Вместо этого он позволял эффективно аннексировать соседние земли, ибо присоединение к федеральной Индии как части Британской империи давало местным владыкам, соглашавшимся на доминирование колонизаторов, хорошие шансы на сохранение собственных царств. Эфиопия, которой в начале 1950-х очень хотелось присвоить земли Эритреи, откуда только что изгнали итальянских колонизаторов, даже специально провозгласила себя федерацией, так как ООН объяснила властям этой африканской империи, что иначе как на правах члена равноправного и свободного федеративного союза бывшую колонию эфиопам не передадут. Кстати, через несколько лет после того, как апроприация Эритреи состоялась, Эфиопия заново изменила свою конституцию, изгнав из нее всякие упоминания о федерализме. В нем больше не было надобности: о дальнейшем собирании эфиопских земель местный император не помышлял. Для нас, однако, федерализм обладает непреходящей ценностью, поскольку постсоветские пространства весьма и весьма обширны. После крымского казуса речи о желании «вернуться домой» зазвучали и в Приднестровской Молдавской Республике. Кто будет следующим, остается гадать, но в том, что федерализм в России еще не раз будет использоваться не по назначению, сомневаться не приходится. «Тенденция развития идет не в пользу федерации, а против нее, — писал Иосиф Сталин в марте 1917 г. в статье "Против федерализма", предлагая большевикам снять с вооружения федералистские лозунги. — Федерация есть переходная форма. Неразумно добиваться для России федерации, самой жизнью обреченной на исчезновение». Сегодня понятно, что великий вождь ошибался, а имперский федерализм не только востребован, но и еще не раз удивит нас. Автор — редактор журнала «Неприкосновенный запас: дебаты о политике и культуре», автор книг «Спящий институт: федерализм в современной России и в мире» (2012) и «Унитарная федерация» (2008).
Имперский федерализм
