Интервью было дано в конце декабря 2007 года и опубликовано в N 2 (738) от 9 января 2008 г. Точная ссылка Михаил ХазинГЛОБАЛЬНЫЙ КРИЗИС И РОССИЯ
Известный экономист отвечает на вопросы «Завтра»
Этой публикацией мы продолжаем серию экспертных оценок перспектив развития России, начатую беседами с Михаилом ЮРЬЕВЫМ («Завтра», 2007, N48) и Александром АГЕЕВЫМ («Завтра», 2007, N52).
На этот раз темой беседы стали внешние финансово-экономические условия, в которых придется работать российской власти после выборов 2008 года.
«ЗАВТРА». Михаил Леонидович, наша газета начала целую серию публикаций с экспертной оценкой тех проблем, которые предстоит решать новой российской власти после выборов 2 марта 2008 года. Одной из самых важных проблем в этом ряду является глобальный финансово-экономический кризис. Какими вам видятся его природа, его развитие, возможные последствия для России — как положительные, так и отрицательные?
Михаил ХАЗИН. Действительно, человечество столкнулось с очень серьезным экономическим кризисом. Но настоящая его глубина до сих пор не осознается даже специалистами, не говоря уже о том «мейнстриме» общественного сознания, который направляется средствами массовой информации. Биржевики видят, как что-то неладное творится на биржах, нефтяные компании видят, как что-то неладное творится с рынком «черного золота», все видят, как что-то неладное творится с рынком продовольствия. И так далее. В этой связи кто-то говорит об ипотечном кризисе 2007 года, кто-то — о новой фазе финансового кризиса, начатого событиями 1997-1998 годов, кто-то — о 70-х годах прошлого века, даже о новом издании «Великой» депрессии 30-х годов.
Однако, на мой взгляд, главная проблема состоит в том, что этот кризис носит не только экономический, но и общецивилизационный характер. Каждый отдельный элемент происходящей на наших глазах катастрофы еще можно объяснить в рамках действующих экономических теорий. Но, взятые вместе, они дают совершенно необычную картину иной реальности. Самый яркий пример — суммарный долг субъектов американской экономики, который составляет на сегодня 50 триллионов долларов, что составляет примерно четыре с половиной официальных годовых ВВП США.
«ЗАВТРА». Или примерно годовой ВВП всего мира.
М.Х.Да, но это как раз не так важно. Может быть, даже такой долг удалось бы разрулить. Если бы он перестал расти. Но ключевым моментом является то, что он растет, причем со скоростью 10% в год. Что в разы превышает темпы роста и американской, и мировой экономики. Вот это и есть — главный показатель остроты нынешнего кризиса. Остановить или даже уменьшить темпы роста этого долга не получается. То есть под процессом роста лежит какая-то очень важная конструкция, которую нельзя изменить, не разрушив все систему в целом. Но ведь понятно, что долги не могут в течение длительного срока расти существенно быстрее, чем вся экономика. Значит, этот процесс должен остановиться. Но в рамках нынешней экономической модели остановиться он не может — значит, должна разрушиться модель.
Эта модель — очень условно — построена следующим образом. Американская (и вся глобальная) экономика ориентирована на развитие инновационных отраслей производства для чего необходимо опережающее их инвестирование. Деньги вложены, новые отрасли созданы — теперь инвестиции нужно возвращать, для чего необходимо инновационную продукцию продать. И тут оказывается, что ее никто не покупает — спроса нет. В прежние времена эта проблема решалась следующим образом: объемы рынков расширялись, захватывались новые территории — и в результате роста рынков в целом на них находилось место для продукции новых отраслей.
Сейчас ситуация принципиально изменилась — расти больше некуда, везде, от Антарктиды до Гренландии, единые стандарты потребления, единые производители. В 90-е годы, после краха Советского Союза, рынки стали глобальными, освоен практически весь мир. И в результате, мировая капиталистическая элита оказывается вынуждена, в связи с тем, что новые отрасли не могут вернуть вложенные в них инвестиции, искусственно стимулировать спрос там, где это возможно. В США, в первую очередь. Прежде всего, путем кредитной накачки, когда деньги даются потребителям в долг. Причем под потребителями здесь понимаются не физические лица, но и корпорации.
И вот теперь множество косвенных признаков указывает на то, что эта модель перестала быть жизнеспособной. Главным из них является разрушение мировой долларовой системы. Доллар, оставаясь национальной валютой США, как известно, долгое время был и мировой торговой валютой, и мировой резервной валютой. Поэтому многие внутренние проблемы США долгие годы решались простой эмиссией долларов. Как следствие — доллар стал падать. Причем довольно ощутимо — официальные темпы инфляции, 3,5% годовых, на мой взгляд, преуменьшены более чем вдвое. Реальная цифра расположена в диапазоне 8-10%. А раз так, то доллар становится всё невыгоднее использовать в системе мировых расчетов и резервов. Но ведь он не просто так был мировой валютой. Доллар стал мировой валютой как символ единства глобального рынка. Уж коли рынок един, то на нем должна быть единая валюта.
Теперь же рынки начали переходить от глобализации к суверенизации. Связано это с тем, что, поскольку доллар уже не обеспечивает стабильность национальных экономик, государства мира начинают всё в большей степени защищать свои рынки протекционистскими мерами. В результате этого медленного, но верного процесса начинают расти цены — поскольку растут транзакционные издержки. И это — одна из главных причин резкого роста цен на продовольствие, наряду с инфляцией по доллару.
«ЗАВТРА». Даже не энергоносители?
М.Х. Нет. Рост долларовых цен на нефть связан исключительно с падением доллара. Скажем, цены на нефть, выраженные в евро, практически не меняются. А если посчитать цену на нефть, выраженную в золоте…
«ЗАВТРА». Ну, у золота теперь, получается, тоже нет цены. Цены измеряются в долларах, а доллар сейчас даже не «деревянный», как некогда рубль, а резиновый…
М.Х. Да. И поэтому основная проблема для России сегодня состоит в том, что ее экономика не самодостаточна. В отличие, скажем, от экономики СССР. Советская экономика, даже если полностью перекрыть импорт в страну, могла обеспечить гражданам некий минимальный уровень еды, одежды, жилья и так далее. Сегодня мы не в состоянии обеспечить себя даже продовольствием. Более того, даже если предположить, что своего продовольствия у нас как-то хватит, чтобы дать населению некий минимальный набор калорий, то у нас всё равно разрушена система доведения этих калорий до граждан, особенно — проживающих в крупных городах и за Уралом. Даже в условиях «простого» повышения цен на продовольствие оно становится недоступным для всё большего числа жителей России. Им остается, по большому счету, только хлеб, картофель и вода. Я уже не говорю о том, что детям вредно питаться одним хлебом — поэтому для детей люди будут что-то покупать, урезая свой и без того скудный рацион. Но заодно и без того невысокая рождаемость в стране упадет практически до нуля…
Так вот, попасть на бал «суверенизации», создать свою зону самодостаточной экономики для современной России — вопрос не престижа, а жизни или смерти. Нынешнее российское руководство это, в общем, понимает. Поэтому в ВТО мы не вступаем. Поэтому мы повышаем цены на энергоносители.
Глобальный обвал может произойти через две недели. Может произойти через полгода. Может произойти через два года. Но в течение ближайших пяти лет он произойдет практически обязательно, с вероятностью 99%. Даже когда мне говорят, что через две недели кризиса не случится, я задаю вопрос: представим себе, что в Японии завтра произойдет землетрясение силой не 8-9, как обычно, а 12 баллов. Скажете, такого не может быть? Может! Если после этого мировые рынки в их нынешнем состоянии не рухнут — я ничего не понимаю в жизни. Да, без такого внешнего вмешательства, сами собой, через две недели они еще не рухнут. А вот через год — уже вполне. Последний инструмент, которым они стимулируют экономику, снижение ставок ФРС, дойдет до своего логического завершения — 0,25-0,5% годовых. До нулевой процентной ставки, если угодно. Всё, дальше ехать некуда.
«ЗАВТРА». И как эта ситуация, по-вашему, будет транслироваться в Россию, где уже через несколько месяцев возникнет если не совсем новая, то принципиально иная конфигурация власти? Ведь Медведев, как мы знаем, либерал — следовательно, мы увидим резкое усиление и без того определяющей всю материальную жизнь страны группы Кудрина-Чубайса?
М.Х. Лично я не знаю, насколько либеральным окажется на поверку наше новое руководство. Как показывает опыт, люди, которые всерьез озабочены сохранением власти, способны совершать головокружительные идеологические и политические кульбиты. Достаточно вспомнить 1921 год и введение НЭПа. Или «новый курс» Франклина Рузвельта в 1933 году.
О каком либерализме можно сегодня говорить, когда разрушается сама либеральная модель хозяйствования, которая длилась несколько сотен лет? Это инновационная модель стимулирования разделения труда, экономического роста и научно-технического прогресса путем кредита. Начиная с XVI века человечество вписывалось именно в эту модель, хорошая она была или плохая — совершенно неважно. Она — действовала. Она обеспечила Европе, которая к началу XVI века была бедным и несерьезным придатком великой Евразии, мировое доминирование. И вот теперь эта победившая всех и вся модель подходит к своей гибели.
Новое руководство нашей страны столкнется поэтому со вполне конкретными вызовами. Например, с резким падением цен на энергоносители, с резким сокращением спроса на них и, соответственно, с еще более резким падением доходов от их экспорта. То же самое касается металла и большинства других видов сырья. Нашу страну заполонят относительно дешевые товары из других стран мира. Относительно — потому что резко обедневшее население всё равно не сможет их покупать. Поскольку всем придется закрывать границы, то и нам придется закрывать границы. И тогда мы обнаружим, что у нас уже нет, например, тяжелого машиностроения, что мы не можем делать свои трактора и комбайны.
«ЗАВТРА». Что, нам их не продадут, или продадут под какие-то отягчающие условия?
М.Х. Да нет, продадут — просто цены будут такими, что эти машины себя не смогут оправдать. Мы окажемся в вилке: стоимость трактора окажется выше, чем стоимость дополнительного продовольствия, которое можно получить, используя этот трактор до капитального ремонта. А поднять цены на продовольствие — это устроить еще один голодомор, на радость Ющенко. Это стандартная вилка промышленных и сельскохозяйственных цен, из-за которой, собственно, и шел великий спор города и деревни во второй половине XIX и в начале ХХ века в России. Из-за этого, кстати, пришлось, в конце концов, делать сначала революцию, а потом и коллективизацию.
Это всё проблемы, которые придётся решать здесь и сейчас. Грубо говоря, у вас цены на зерно летом вырастут в полтора раза. Или в два. Или в три — потому что зима бесснежная, хотя уже начались морозы. И у вас пойдут хлебные бунты. Потому что уже к сентябрю дешевого хлеба не будет.
Что делать?
Давайте разберёмся — за счёт чего Путин вошёл в новейшую историю России как миротворец? За счёт двух основных результатов. Первое — во время его правления удалось убедить элиту, что негоже во время внутриэлитных разборок апеллировать к народу. Что это разрушает устойчивость общества. И элита согласилась решать вопросы внутригрупповым консенсусом, где президент выполнял роль рулевого, — а те, кто с этим внутриэлитным договором не согласился, сейчас находится далеко за пределами страны.
Но при этом у него был еще и дополнительный ресурс, за счёт которого он мог эти конфликты разрешать без жестких персональных решений. А именно, общий «пирог», который всё время рос за счёт цен на нефть, и избытками которого можно было усмирять недовольных. Преемник же приходит к власти в ситуации, когда пирог расти уже точно не будет, а после начала острой стадии кризиса начнет стремительно ужиматься. А значит, нужно возвращаться к переделу и усмирению недовольных. Но если пойдет передел, то чем вы остановите людей, у которых отбирают источник дохода, от дестабилизации ситуации через обращение к народу. У них другого варианта не будет, тут уже вопрос жизни или смерти.
Самому народу на все эти разборки пока наплевать. В России существуют только две причины, которые вызывали бунты снизу. Первая — хлеба нет. Второе — водки нет. Ну, еще иногда табака или соли. Но организовать такую нехватку — пара пустяков, существует достаточно обоснованная версия, что вся февральская революция 1917 года произошла из-за того, что некоторые лица из среднего звена города Санкт-Петербурга решили надавить на руководство страны, чтобы им повысили зарплату. И остановили эшелоны с хлебом. И на фоне множества других причин это всё и рвануло.
В результате возникает крайне сложная ситуация. Разруливать эти проблемы должен будет новый президент, сидя в Кремле. Но все реальные рычаги влияния на экономику и на деньги будут в Доме правительства, как и всегда все эти годы, и где, возможно, сядет лично Путин. Значит, начнется «война элит» — в СССР такие войны случались неоднократно. Первый раз это произошло в 20-е годы, затем в начале 30-х и в 53-55-м годах, когда умер Сталин.
«ЗАВТРА». Был ещё конец 60-х, конфликт Косыгина и Брежнева, в который внедрился Андропов.
М.Х. В ХХ веке в конфликтах подобного уровня всегда побеждал Кремль, но никто не сказал, что это предопределено. Я не исключаю, что теперь всё будет наоборот. У нас много говорилось о «технических премьер-министрах», но теперь, соответственно, когда и если Путин станет премьером, он, скорее всего, техническим быть не захочет. А уж его окружение — точно не захочет! После чего сама собой напрашивается фраза, которую никто пока не произносит, но она уже носится в воздухе — если у нас не будет «технического» премьера, значит, у нас будет «технический» президент.
Но от этого главная проблема никуда не денется. А она состоит в том, что роста ВВП и экспортных доходов больше не будет. А когда глобальный обвал случится, то все властные «разборки», связанные со сменой модели развития, придется проводить буквально в течение нескольких месяцев. Потому что это будет радикальная смена — скорее всего, мобилизационная модель, при которой у каждого гражданина есть карточки, и он получает хлеб по ней, иначе ничего просто не будет.
«ЗАВТРА». А как же доллары, которые лежат у граждан?
М.Х. Если наступает кризис, вопрос решается одним из двух способов. У граждан доллары будут лежать сколько угодно, но сколько их у среднего гражданина? 200? 250? 500? Ну, месяц он проживёт на эти деньги. Дальше что? А те, у кого долларов много — как они будут их защищать в банках-банкротах по всему миру? Вы осень 1998 года помните?
По большому счёту, мы уже являемся заложниками мировой ситуации. И она провоцирует нас размораживанием тех конфликтов, которые были заморожены в российском обществе при Владимире Путине. И если станет понятным, что спасти ситуацию от русского бунта, бессмысленного и беспощадного, можно только путем установления диктатуры, то наследник Путина забудет про все свои либеральные принципы в момент.
Теперь давайте посмотрим на Запад. Там уже поняли, что кризис неизбежен. Более того, там уже поняли, что будет несколько «центров силы», которые будут довольно независимы относительно друг друга. Вопрос: кто будет этими «центрами силы»? Претендентов много. Есть американский или, вернее, атлантический, англо-американский центр силы. Есть Западная «континентальная» Европа (ее еще пытаются «привязать» в США, но объективно это уже невозможно), франко-германская. Есть Ближний Восток. Есть отдельная еврейская карта, которая принципиально отличается от англо-американской в рамках развития кризиса. Есть китайский центр силы, есть японский, есть индийский…
Мы не будем сейчас об этом подробно говорить, вникать в детали, поскольку есть вопрос, который касается непосредственно России: а мы — кто? Россия сегодня пока — огромная территория с огромными ресурсами, где полностью отсутствует национальная элита. Вообще, как вид, — отсутствует. В рамках этого разделения мира России как самостоятельного «центра силы» сегодня нет.
«ЗАВТРА». Значит, в Кремле будут пытаться инкорпорироваться с каким-то или какими-то из этих «центров силы»?
М.Х. Во-первых, инкорпорироваться в англо-американский блок невозможно, потому что совершенно непонятно, как они будут это дело контролировать. Они нас как партнеров не видят, а лишь как сырьевой ресурс. Во-вторых — тут есть достаточно авторитетные люди, которые их люто ненавидят, и потому любая подобная попытка будет блокироваться внутри страны. Такую операцию можно сделать, грубо говоря, «оккупационными» методами, но не путем консенсуса внутри общества.
И потом, газ и нефть идут в Европу, деньги от их экспорта тоже идут в Европу — так и будет, здесь мало что изменишь. А если США и Европа разойдутся — как быть?
Но главное, если Россия не будет самостоятельным центром силы, она неминуемо распадается. США не смогут через слабое, компрадорское, ненавидимое населением руководство в Москве, удержать значительную часть территории. В результате чего всё, что восточнее Урала, попадает в руки Китая. Частично будет непосредственно включено в его территорию, частично — будет им освоено. Избежать этого невозможно. И если это так, то после этого Китай явно становится первым среди равных в рамках мировой геополитики, что не устраивает никого. Кроме самого Китая. Хотя и там очень многие не сильно в восторге от перспективы мирового лидерства. Потому что в Китае тоже начинается острейший внутренний кризис, а если в рамках этого острого кризиса им придется «переваривать» ещё и Сибирь, которую, если не схватить её сразу, потом Поднебесной просто не дадут, — последствия оказываются непредсказуемыми. В этой ситуации единственный шанс всех участников глобальной игры — сделать из России самостоятельный «центр силы».
Отметим, что принципиально в геополитических раскладах это несущественно. Пять центров силы или шесть — радикально ничего не меняет.
По этой причине я совершенно убеждён, что в мире есть очень серьёзная заинтересованность в нашей стране. Но для того, чтобы Россия стала «центром силы», необходимы две вещи. Первое — необходима внешняя поддержка, потому что из России, грубо говоря, все ресурсы вывезли.
«ЗАВТРА». Для этого есть определённые финансовые механизмы: например, свободная конвертация рубля, благодаря созданию сырьевых бирж, в международную валюту, что сразу бы создало из СНГ нечто другое, но гораздо более ёмкое и сильнодействующее…
М.Х. Не будем сейчас говорить о технике — это возможно. Проблема в другом — откуда взять в России национальную элиту, способную работать в «суверенизационном» режиме?
«ЗАВТРА». Скажем, как выглядит с этой точки зрения связка Медведев — Кудрин?
М.Х. А кто сказал, что есть связка Медведева с Кудриным? Совсем недавно Кудрин выступил с заявлением, что инфляция будет продолжаться, причём следующий рывок произойдет примерно с первого февраля. Что значит подобное заявление в условиях нестабильной финансовой системы? Это раскрутка инфляционных ожиданий. Получается, что Кудрин целенаправленно создает для преемника максимально сложные условия. Это игра из той же серии, как слух о том, что Медведеву не дадут избраться в первом туре, а только во втором. Чтобы он там в мучительно тяжёлой борьбе победил Зюганова.
Но я не хочу сейчас заниматься конспирологией. Меня интересует только объективная ситуация. А она такова — если начинать делать в России «центр силы», то нам нужна самостоятельная российская элита, каковой сегодня в системе государственного управления не существует вообще. Все, кто пытался отстаивать национальные интересы страны, с начала 90-х железной рукой из власти выкидывались. Все. И при Путине тоже.
«ЗАВТРА». Предположим, что сейчас в Америке происходит сдвиг, подразумевающий выход из конфликтов на Ближнем Востоке и прямое давление на Китай вплоть до его разрушения как центра силы. Разве для этого Вашингтону не нужна более послушная и вписанная в западную сторону Москва?
М.Х. Ничего подобного. Люди, которые сегодня представляют интересы Запада в России, — даже не воры. Это клептоманы, ориентированные на Запад. Их дети в России не живут, многие даже по-русски не говорят. Они неминуемо, неизбежно, будут ослаблять нашу страну — чтобы приятнее было жить на пенсии в «цивилизованных» странах. И получается парадокс: чем более проамерикански настроенные силы придут к власти в Москве, тем быстрее восточнее Урала будет начинаться Китай, хотя это США совершенно не устраивает. У США сегодня нет ни одной фигуры, которая бы могла усилить современную Россию. Но, повторюсь: единственный шанс мира не допустить тотального доминирования Китая — это сделать из России самостоятельный «центр силы». Другого варианта я не вижу.
«ЗАВТРА» Но создание такого центра требует, прежде всего, выдвижения плеяды национальных кадров. Это можно делать и через младоофицерский переворот, скажем?
М.Х. Как в Латинской Америке? Нет, у нас не Чили и не Венесуэла. Я вообще не очень понимаю, зачем делать переворот. Вот, к власти приходит новый человек, у которого есть масса любопытных качеств.
«ЗАВТРА». Каких же именно?
М.Х. Качество первое — он не входит ни в одну из мощных групп, которые сложились в нашей стране в 90-е годы. Он не является членом «семьи». Да, у него имеются отношения с Волошиным, ещё с кем-то, но он членом «семьи» не является, и на деньги «семейные» не завязан. Он не является чекистом, не является сырьевиком — и так далее, и тому подобное.
Он — совершенно идеальный персонаж для того, чтобы вокруг него сколачивать указанную вами плеяду национальных кадров. Это возможно даже в рамках «национальных проектов», не говоря уже о рамках президентской власти.
Да, разумеется, при этом придётся существенно менять российскую элиту. Но она всё равно будет меняться — хотя бы в силу неизбежности внутриэлитной войны, поскольку, как мы уже говорили, из-за воздействия объективных факторов будут разморожены утихшие при Путине конфликты.
Я не настаиваю на этой позиции — просто даю некий анализ ситуации. Альтернатива: в России никаких изменений не происходит, у власти остаются проамериканские клептоманы. В результате сначала Дальний Восток, потом Восточная Сибирь, а затем и Западная — за несколько лет переходят под контроль Китая. Возможно, в форме создания новых «независимых государств».
«ЗАВТРА». В рамках этого треугольника, какой линии, по-вашему, должна придерживаться Москва? Одни говорят что сейчас нужно вступить в пронатовский, антикитайский альянс. Другие, наоборот, считают, что с Пекином у Москвы союзнических отношений быть не может, но наш крен в сторону КНР позволит нам сформировать независимый центр силы на основе постсоветского пространства. Третьи вообще выступают за максимальное сближение с Китаем.
М.Х. Я считаю, что Россия должна максимальным образом формировать себя как независимый «центр силы». Нельзя делать слишком сильный крен ни в одну из возможных сторон. Мы не должны быть слишком близко ни к американцам, ни к китайцам, ни к европейцам, ни к Ближнему Востоку. Единственное, на мой взгляд, с кем можно чуть сблизиться, — это с Израилем, у которого грядут серьезные проблемы в связи с желанием Вашингтона сделать дополнительный крен в направлении радикального мусульманского мира.
На той же Украине — вся элита абсолютно проевропейская. Все они хотят в Европу: и Ющенко, и Янукович, и Тимошенко. В разрезе Украины у нас большие проблемы, поскольку переубедить их возможно лишь после кризиса, когда Европа перестанет покупать их товары и давать им деньги. Я думаю, первыми попадут в катастрофическую ситуацию прибалтийские страны. Они уже частично туда попали. Потом страны бывшего СЭВ: Чехия, Венгрия, Болгария. И только после них дело дойдёт до Украины…
Но готовиться надо к тому, что если из нас будут формировать центр силы, отказываться от расширения влияния ни в коем случае нельзя: иначе к нам самим применят принцип «разделяй и властвуй». То есть попытаются усилиться за счет европейской части России, отдав всю азиатскую часть Китаю.
По этой причине я считаю, что многое будет определяться тем, как поведет себя преемник Путина. У которого есть, грубо говоря, три варианта поведения.
Вариант первый — он соглашается с позицией «технического» президента при всесильном премьере. Всем рулит Путин из Дома правительства, и он же разруливает «войну элит», которая, повторю, неминуемо возникнет из-за уменьшения «пирога». Все это будет сопровождаться громкими апелляциями к народу что вот это правительство ведёт себя неправильно и т.д., и т.п., что весь этот конфликт очень сильно обострит.
Вариант второй. Наследник Путина станет не техническим, а настоящим президентом, но будет продолжать линию своего предшественника. То есть прикрываться, как щитом, державно-патриотической риторикой, в реальности вести проамериканскую, прозападную политику. В этом случае, объективный острый конфликт, а также давление со стороны некоторых участников политического процесса довольно быстро вынудят его либо уйти, либо радикально изменить позицию. Удержаться в этой ситуации он не сможет.
Вариант третий — преемник должен будет де-факто пересмотреть ситуацию и начать формировать вокруг себя новую национальную элиту — может быть, как итог указанного в предыдущем пункте давления.
«ЗАВТРА» В преддверии кризиса, в ходе кризиса или после него?
М.Х. И в ожидании кризиса, хотя кризис у нас уже наступил — пирог перестал расти. Я всё-таки думаю, что глобальный обвал случится еще до 2012 года, что вынудит нового президента на резкие шаги. А это неминуемо выводит его на позиции формирования национальной элиты. Что будет поддержано весьма влиятельной частью мирового сообщества. Которая вполне способна предоставить тому же Медведеву ресурсы, если он будет вести свою политику в некотором смысле, «правильно». Да, ему в этом случае, разумеется, придётся конфликтовать с прозападными элитами здесь, но, как я уже говорил, конфликт подобного уровня всё равно неизбежен.
«ЗАВТРА» То есть, по-вашему, прозападные элиты в России на самом деле являются уже антизападными?
М.Х. Да, такая вот выходит диалектика, хотя сами они этого пока не понимают. Вопрос только в одном — или новый президент будет сидеть внутри этого конфликта и быть бессильной игрушкой в «войне элит», или же он попытается стать «над схваткой» и сформировать национальную элиту, взяв в нее, условно говоря, «каждой твари по паре». И тогда, скорее всего, объединенный ресурс его противников окажется значительно меньше, чем его самого. Вот, собственно, и всё.
Беседу вел Владимир Винников