Михаил Леонидович, в июне страна узнала об очередном громком коррупционном скандале, связанном с мэром Владивостока Игорем Пушкарёвым. В Пермском крае был арестован министр информационного развития и связи, обвиняемый в мошенничестве в особо крупном размере. Как вы считаете, это всё можно назвать реальной борьбой с коррупцией?
— Не совсем, здесь работают несколько механизмов. Где-то идёт схватка за сокращающиеся ресурсы между политическими группировками. В других случаях — попытка сделать, как на Западе, проведя линию отсечения «элита/неэлита». Для них работает принцип Муссолини: «Друзьям — всё, а остальным — закон», то есть существует некая «элита», которой позволено воровать, и есть «неэлита», которая должна жить на зарплату. И в результате этого отсечения получается, что если человек не входит в определённую прослойку, но ворует, то его надо сажать за коррупцию. Кроме того, государством делается попытка объяснить госслужащим, что ситуация изменилась. Времена, когда они считались неприкосновенными, прошли. Поэтому чиновники, которые сегодня находятся ниже некоторого уровня, грубо говоря, не имеют права воровать. Эта планка пока ещё точно не определилась, но я склонен считать, что она будет находиться на уровне заместителей министра в федеральном правительстве и вице-губернаторов в регионах.
Получается, к настоящей борьбе с коррупцией Россия не готова?
— Кто-то считает, что упомянутые вами случаи — уже можно считать борьбой с коррупцией, другие с ними не согласны. Тут уж кому что нравится.
Пушкарёв — фигура крупная в отличие от пермского министра. Можно ли его «историю» объединить с прошлогодними арестами губернатора Сахалина Хорошавина и главы Коми Гайзера?
— Возможно, тут действует третий механизм — губернаторы воруют, а «наверх» не отдают.
По вашему мнению, коррупция является главной проблемой России?
— Коррупция никогда не считалась в нашей стране главной проблемой. Потому что это своеобразная национальная традиция. В царской России земли отдавались на кормление — людям, управляющим той или иной местностью. Им практически не платили зарплату, и предполагалось, что они должны жить со своей должности. При этом все понимали, что если служащий начнёт переходить какие-то границы, то есть брать не по чину, то его просто снимут.
Как вы оцениваете новую законодательную норму, в рамках которой чиновник, нанёсший ущерб государству, может его возместить двукратно?
— Это некая «отмазка» власти, чтобы не сажать слишком много людей. К тому же чиновник не берёт себе никогда всю сумму «ущерба» — он берёт пять процентов, десять. Вот, к примеру, в результате рейдерского захвата при попустительстве государственного служащего взяли и закрыли завод, стоимость которого миллиарды долларов. Какой тогда будет ущерб? Миллиарды или десять тысяч долларов? Так что тут дело тонкое.
Тогда чем может закончиться бездействие властей в отношении системной антикоррупционной работы?
— Дело закончится неким взрывом, который приведёт к довольно серьёзной смене элит. То есть до тех пор, пока страна публично, на общественном уровне, не осудит коррупцию, позитива у нас никакого быть не может — ни в экономике, ни в общественной жизни. А требование посадок в нашей стране сведётся лишь к тому, что сумма за открытие уголовного дела на своего политического или коммерческого конкурента увеличится.
