Kemal Dervi, former Minister of Economic Affairs of Turkey and former Administrator for the United Nations Development Program (UNDP), is a vice president of the Brookings Institution.
ВАШИНГТОН – Большинство экономистов сейчас пессимистично настроены по поводу перспектив роста мировой экономики. Всемирный банк в очередной раз понизилсреднесрочный экономический прогноз; по всему миру экономисты предупреждают, что мы столкнулись с «новой нормальностью» медленного роста. Однако намного меньше консенсуса наблюдается (по крайней мере, на первый взгляд) в объяснении причин этого замедления.
Почти три года назад бывший министр финансов США Ларри Саммерс возродил гипотезу Элвина Хансена о «вековой стагнации», отметив проблемы на стороне рыночного спроса. Напротив, в увлекательной, эрудированной книге Роберта Гордона «Взлёт и падение американского экономического роста» основное внимание уделено долгосрочным факторам на стороне рыночного предложения, в частности, природе инноваций. В бестселлере «Капитал в XXI веке» Тома Пикетти описывает нарастание неравенства, ставшее результатом медленного роста ВВП. В книге Джозефа Стиглица «Переписывая правила американской экономики: Программа для роста и совместного процветания» вина за замедление роста экономики и нарастание неравенства возлагается на принимаемые политические решения.
Все эти версии различаются в акцентах, но не противоречат друг другу. Наоборот, Саммерс, Гордон, Пикетти и Стиглиц исследуют проблему с разных сторон так, что их идеи дополняют друг друга и даже взаимно усиливают.
Согласно кейнсианской аргументации Саммерса, проблема – в хроническом дефиците совокупного спроса: предполагаемый уровень инвестиций отстаёт от уровня предполагаемых сбережений, причём даже при близких к нулю процентных ставках. Это приводит к хронической ловушке ликвидности. Нынешняя политика почти нулевых (даже слегка отрицательных) краткосрочных учётных ставок не означает, что долгосрочные ставки, более релевантные для инвестиционного финансирования, точно так же падают до нуля. Впрочем, кривая доходности в большинстве развитых стран сейчас очень ровная, при этом как реальные, так и номинальные долгосрочные ставки находятся на исторически низких уровнях.
Есть много причин этого явления, об одной из них пишет Гордон: базовый темп инноваций замедлился, а это приводит к снижению ожидаемой доходности инвестиций и, тем самым, к снижению процентных ставок. Между тем, именно инвестиции, превращающие новые знания в реальные инновации, связывают спрос и предложение и способствуют росту экономики.
Эти две теории можно увязать с аргументацией Пикетти по поводу динамики накопления капитала. Теория Пикетти подразумевает, что капиталом можно сравнительно легко заменять труд. Если капитал растёт быстрее, чем труд и ВВП, тогда ставки доходности со временем падают, но пропорционально меньше, чем растёт объём капитала. В результате происходит перераспределение доходов из трудового сектора к тем, кто владеет капиталом.
Саммерс даже предложил новую форму производственной функции, где прогресс умных машин превращает капитал в идеальную замену для некоторых сегментов рабочей силы. Растущая концентрация доходов у верхушки общества в сочетании с её высокой склонностью к сбережениям приводит в итоге к хроническому дефициту совокупного спроса, который свойственен вековой стагнации. Стиглиц доказывает, что политическая тенденциозность также способствует концентрации доходов.
Теория Гордона больше касается своеобразного «пресыщения» быстрым техническим прогрессом, которое подавляет ожидаемую доходность, что помогает объяснить хроническое отсутствие достаточного объёма инвестиций. Впрочем, в конце своей книги он делает реальным индикатором успехов экономики медианный доход. В прогнозе Гордона на 2015-2040 годы ежегодный рост медианного дохода в США равен лишь 0,4%, в то время как средний рост доходов достигает 0,8%. Это означает, что неравенство продолжит расти. (Сравните эти цифы с ростом медианного дохода на 1,8% ежегодно в период 1920-2014 гг.).
Переплетение сил хронического кейнсианского дисбаланса, замедление роста производительности и концентрация доходов у верхушки общества приводят к значительному снижению перспектив роста медианного дохода. Поскольку ожидания по поводу будущего подвергаются негативному воздействию таких глубинных и многогранных сил, не следует, наверное, удивляться тому, что избиратели в США, Европе и других странах открыто выражают недовольство истеблишментом.
К счастью, есть повод для надежды. Во-первых, я не разделяю оценку, данную Гордоном перспективам долгосрочного технического прогресса. Я уверен, что по мере того, как благодаря цифровой революции и технологиям искусственного разума будет происходить реструктуризация больших сегментов экономики, общий рост производительности сможет снова ускориться, а это приведёт к повышению ожидаемой доходности и, следовательно, к увеличению инвестиций и ускорению роста экономики. Само по себе это не приведёт к улучшению баланса распределения богатств или доходов и, возможно, не позволит обеспечить достаточный уровень занятости. Однако это позволит открыть политическое и бюджетное пространство для проведения реформ, ориентированных на повышение инклюзивности.
Во-вторых, развивающиеся страны по-прежнему предлагают срочные проекты для крупных инвестиций с высокой доходностью, которые следует финансировать за счёт представляющихся избыточными глобальных сбережений. Возможности догоняющего роста по-прежнему весьма широки, учитывая значительное пространство для движения к передовым технологическим рубежам, в том числе в сфере услуг. Подобные инвестиции позволили бы закрыть глобальный разрыв в сбережениях, а кроме того, оказали бы позитивное обратное влияние на развитые страны. Впрочем, чтобы воспользоваться выгодами подобных проектов, необходимо снижать неопределённость как в регулировании, так и в политике. Кроме того, следует активней применять опыт частно-государственных партнёрств в финансировании проектов развития, причём в таких форматах, которые содействуют инклюзивности.
По всей видимости, устойчивый, быстрый рост благосостояния вполне возможен. Однако именно политический выбор определит, приведёт ли распространение технологий искусственного разума к повсеместному росту медианных доходов или к дальнейшей поляризации и неравенству. Для продвижения вперёд амбициозных социальных и экономических реформ понадобится политическая воля и сильная идейная поддержка, а также такие формы международного сотрудничества, которые способствуют использованию преимуществ инклюзивного экономического роста.