Джон Мэйнард Кейнс из Кембриджского университета, выступавший в защиту государственного вмешательства в целях защиты экономики от влияния бизнес-цикла, и Фридрих Хайек, представитель Лондонской школы экономики, защищавший преимущества свободного рынка, были теоретическими оппонентами с 1930 годов.
Конференция в честь открытия Института нового экономического мышления, созданного на грант Джорджа Сороса (George Soros) в размере $50 млн., проходила в Королевском колледже Кембриджского Университета в Кембридже, Соединенное Королевство, 8 апреля 2010. Это знаменательное событие должно было отразить намерение организации активизировать дискуссию об экономической теории, методике и политике.
Собралось более 150 академических, деловых и политических лидеров со всего света, чтобы исследовать причины, из-за которых экономическая теория не смогла предусмотреть финансовой и экономический кризис, разразившийся в 2007-2008 годах. Проводились дискуссии по изучению предпосылок для реформы, чтобы вызвать к жизни творческую энергию и поощрить развитие оригинального вклада в экономическое мышление.
Благодаря офису директора института Роба Джонсона (Rob Johnson) я оказался среди приглашенных, но, к сожалению, не смог присутствовать. Одной из сессионных тем была «1930 год и проблема Депрессии в экономическом мышлении: Фридрих Хайек против Джона Мэйнарда Кейнса». Маршалл Ауэрбэк (Marshall Auerback) был в числе присутствующих и опубликовал свои комментарии по этой теме на сайте NewDeal 2.0 проекта Института имени Франклина и Элеоноры Рузвельт.
Я написал статью о Кейнсе и Хайеке в 1999 году и опубликовал ее в списке онлайн-дискуссий по поводу пост-кейнсианства. Многим читателям это может показаться интересным.
Джон Мэйнард Кейнс (John Maynard Keynes) из Кембриджского университета, выступавший в защиту государственного вмешательства в целях защиты экономики от влияния бизнес-цикла, и Фридрих Хайек (Friedrich Hayek), представитель Лондонской школы экономики, защищавший преимущества свободного рынка, были теоретическими оппонентами с 1930 годов.
События 1930-х годов продемонстрировали социально-экономический ущерб, причиненный свободными рынками. Впоследствии в научных кругах, а также среди правительственного истеблишмента главенствовала макроэкономика Общей теории Кейнса, опубликованной в 1936 году. К моменту смерти Кейнса в 1945 году Хайек и классическая теория экономического цикла имели лишь несколько серьезных последователей. Экономическая политика в то время придавала особое значение регулированию спроса, где цикл деловой активности рассматривался как нежелательный дефект, с которым необходимо бороться с помощью финансовой политики дефицитного финансирования. Хайек, разочаровавшись, оставил работу в экономической теории, со временем возглавив Комитет по общественной мысли в Чикагском университете в 1950 году, а позднее в Университете Фрайбурга (1962-68) и Зальцбурга (1968-77). Он занимался психологией (
Чувственный порядок, 1952), политической теорией (Конституция свободы, 1960) и юриспруденцией (Право, законодательство и свобода, Том l-lll, 1973-79) наряду с поддержкой консервативных настроений.
Так называемое противоречие социалистического планирования было порождено критикой центрального планирования со стороны Австрийской школы экономики. С 1920 по 1940-е годы Хайек вместе со своим земляком и учителем, Людвигом фон Мизесом (Ludwig von Mises), утверждали, что социализм не выживет как экономическая система, хотя они, казалось, принимали во внимание политический императив социализма, пусть и лишь в качестве ошибочной идеи. Хайек утверждает, что только свободные рынки, где люди принимают отдельные решения в своих личных интересах, могут вырабатывать информацию, необходимую для разумного координирования общественного поведения. Свобода личного выбора, позволяющая не обращать «искажающее» внимание на общественное влияние, рассматривается как исходный элемент эффективной экономики, которая приведет к процветанию. Хайек доказывает, что ценообразование свободного рынка – это реальное проявление рациональной экономики. В течение трех десятилетий после окончания Второй мировой войны реальность шла вразрез с теориями Хайека. Даже макроэкономисты начали предполагать, что с помощью компьютеризованной макро-модели управления вводом-выводом центральное планирование может учитывать ту самую информационную проблему, которую поднял Хайек. В конце концов, если бесконечное количество сложностей применения гидравлики при производстве бесшумного пропеллера для подводной лодки можно симулировать с помощью математических моделей, почему нельзя проделать то же самое с динамикой плановой экономики. Математика бросала вызов идеологии в оценке экономических теорий. Парадоксально, но Хайек, привлекая научный детерминизм в качестве аргумента в своей идеологической борьбе за свободные рынки, испытывает совершенную антипатию к идее эффективности применения сложных инструментов физических наук к наукам социальным. Переход от альтернативы «пушки или масло» довоенной эры к фантазии 1960-х и 1970-х о пушках и масле привел послевоенное процветание к инфляционным пузырям в тех странах, которые извлекали пользу из кейнсианства, во главе с Соединенными Штатами и Великобританией.
В то время как все больше прибавочной стоимости отводилось на непродуктивные военные расходы, зарплаты могли расти только в случае, если инфляция их обгоняла. Таким образом, занятость населения стала заложником милитаризации мира. Даже тогда не удавалось достичь полной занятости с помощью кейнсианских мер в мирное время, так как прибавочная стоимость, которая сохранялась в виде военного имущества, не вводилась в экономику повторно через более высокие зарплаты, чтобы сохранить необходимый спрос.
Традиционная антициклическая терапия, то есть стимулирование потребления и отсрочка сбережений через государственные расходы, нарушили гибкость соотношения зарплаты и цен, вызвав стагфляцию в экономике. Макро-модели, хотя они и не были совершенными, показали, что принцип «пушки или масло» не имел иммунитета против макроэкономического управления. Слишком много пушек привело бы к инфляции, за которой зарплаты попросту не могли угнаться. Менталитет времен Холодной войны был таков, что урезание масла стало единственным выбором. Капиталисты понимали, что управляемая инфляция выгодна профсоюзам и не выгодна капиталистам. Кейнсианская экономика в основном поддерживала профсоюзы при своем макро-подходе, где безработица рассматривалась как социальный вирус, лекарством против которого должны были стать здоровые дозы управляемой инфляции. Финансовая политика правительства воспринималась как естественный источник управления этим лекарством. Чтобы противодействовать этой серьезной угрозе, капиталисты разработали стратегию из трех этапов.
Первый этап требовал, чтобы пушки оставались неприкосновенным приоритетом. Подоплека состояла в том, что геополитическая необходимость в пушках существовала в том мире, который представлял смертельную опасность для капитализма. Второй этап требовал, чтобы правительство обвинили в росте инфляции и безработицы. Избирателям нужно было доказать, чтобы инфляция для них не представляла ничего хорошего и что причиной страданий работников с низкими заработками являлось большое правительство и неэффективное централизованное планирование, которое нарушило естественную саморегуляцию свободного рынка. Третий этап требовал введения угрозы гиперинфляции в экономику, чтобы напугать доверчивые массы и вызвать в них настроения, направленные против правительства и инфляции. Эта часть стратегии поощряла неконтролируемую инфляцию в экономике и периодические правительственные дефициты, которые наносили ущерб как рабочим, так и капиталистам, создавая условия для атаки против профсоюзов путем анти-инфляционной и анти-правительственной рационализации во имя защиты благосостояния нации. Широкая публика с готовностью поддалась на эту пропаганду, но интеллектуалов предстояло убедить с помощью создания нового экономического учения, которое перехватывало управленческую инициативу у кейнскианского правительства. Дискредитированные теории Хайека о свободном рынке идеально подошли для этой цели. Чтобы обеспечить теоретическую базу для этой трехшаговой про-капиталистической стратегии, рецепты старой классической экономики – накопления, инвестиции, сбалансированный бюджет, конкуренция, зарплата, регулируемая производительностью труда, и рост на основе предложения — были извлечены из интеллектуальных могил и украшены «бантиками», чтобы можно было провозгласить их в качестве здоровых экономических целей хорошего правительства.
Консервативные политики начали очернять кейнсианство внутри страны и рациональное социалистическое экономическое планирование – за ее пределами. Социализму Третьего мира, который империализм наделил тяжелой ношей хронической нищеты, так и не дали экономического шанса из-за нового финансового империализма и политического – из-за политики сдерживания во времена Холодной войны. Советский Союз как единственную социалистическую супер-державу, которая только начала налаживать экономику после войны, постепенно подталкивали к банкротству с помощью разрушительной гонки вооружений, которая управлялась политикой «пушек и масла» со стороны США, единственной капиталистической супер-державы, которая разбогатела за время Второй мировой войны и могла легко нарушить фиксированную ставку золотого стандарта Бреттон-Вудса. Чтобы придать респектабельность устаревшим теориям экономики свободного рынка как пропаганде против кейнсианства на западе и социалистического планирования в странах Третьего мира, Хайека выдернули после тридцати лет «бомжевания» в братство экономики, чтобы неожиданно вручить Нобелевскую премию по экономике в 1974 году. Чтобы соблюсти идеологический баланс, Гуннар Мюрдаль (Gunnar Myrdal) был назван вторым лауреатом Нобелевской премии в этом же году. Мюрдаль позже опубликовал статью в защиту отмены премии по экономике в качестве реакции на вручение «нобелевки» Милтону Фридману (Milton Friedman) и Хайеку, которого критиковали за то, что его «определенно никогда не заботили вопросы теории», хотя в речи Хайека на церемонии вручения премии, которую он произносил в присутствии Мюрдаля, речь шла о методологии экономики. Презрение Мюрдаля по отношению к Хайеку разделяли многие представители научных кругов, особенно в Европе. Тем не менее, крайние правые за одну ночь превратили Фридриха Августа фон Хайека (р. в 1899 г., умер 23 марта 1992 года во Фрайберге, Германия) из посмешища в гуру, назвав его величайшим философом капитализма со времен Адама Смита (Adam Smith). В действительности, Хайек и Кейнс были фундаментально классическими либералами, только первый укоренился в австрийском идеализме, а последний – в английском прагматизме. Оба ставили во главу угла индивидуальную свободу. Кейнса пленила политическая необходимость. Его знаменитая фраза: «Когда-нибудь мы все умрем» говорит о том, что он считал непосредственные социально-политические проблемы важнее бессмертной догматической праведности. Разница между ними была в понимании того, что двигало экономику: Кейнс боролся с безработицей с помощью инфляции, а Хайек боролся с инфляцией с помощью безработицы. Они также по-разному рассматривали технические меры, такие как учетные ставки, денежная база, ликвидность, и т.д., с помощью которых можно достичь желаемого эффекта.
Для политиков инфляция и безработица – это два измерения счета в экономической политике.
Основная мысль Кейнса состояла в том, что правительственные расходы необходимы для поддержания совокупного спроса во времена безработицы. Хайек полагал, что если бы не правительственное вмешательство в денежную систему, в экономике не было бы промышленных колебаний и периодов депрессии. По его мнению, экономические циклы вызваны правительственными органами денежного регулирования, которые создают полу-монополию, где основные средства подконтрольны правительству. Так как банки эмитируют вторичные деньги, которые заменяют основные, создается система совершенно безграничного контроля. Так правительственная монополия на создание денег, в конечном счете, влечет за собой структурные проблемы экономики, так как ни один человек, управляющий такой монополией, не способен сохранять логику, не зависящую от политического давления. Хайек допускал, что кейнсианский период с 1950 по 1975 годы останется в истории как Великое процветание, в противоположность Великой депрессии 1930-х годов. По мнению Хайека, гиперинфляция в Германии в 1922 году появилась не для сохранения преуспевания, а возникла из-за финансовых трудностей, вызванной стратегией военных долгов. Если бы целью инфляции было сохранение процветания, достижение этой цели было возможно и при гораздо более скромном уровне. Хайек сваливал вину за коллапсы инфляционных бумов во время предыдущих экономических циклов на золотой стандарт, который тормозил эти экспансии после нескольких лет. В истории никогда не было периода, когда политика намеренного расширения не была бы ограничена какой-либо системой денежного порядка. Так что теория Милтона Фридмана не могла решить главных проблем. Хайек признавал, что сокращения инфляции производились посредством экстенсивной безработицы. Он допускал, что окончание инфляции не приводило к длительным периодам безработицы, как в 1930-х, потому что во время бума и депрессии кредитно-денежная политика проводилась неправильно: сначала с ее помощью продлили бум и усилили депрессию, а затем, допустив дальнейшую инфляцию, продлили и депрессию. Но после длительного периода инфляции экономика не смогла выйти из него без массовой безработицы. По мнению Хайека, инфляция вызывает безработицу, привлекая людей на рабочие места, которые существуют только из-за повышения соответствующего спроса, а эти временные рабочие места должны исчезнуть, как только прекращается увеличение денежной массы.
Между тем, в Соединенных Штатах длительный период высокой безработицы автоматически прекратил бы программы поддержания уровня доходов, такие, как страхование от безработицы, выплаты и так далее, и вызвал бы громадный дефицит, который угрожал денежной стабильности и инфляции.
Хайек признавал, что начнется напряженная политическая борьба по поводу того, должны ли выплаты по соцгарантиям индексироваться с учетом инфляции. Он защищал применение инфляции для сокращения реальной стоимости системы социальных гарантий. Он надеялся, что ужас перед необходимостью финансирования такой колоссальной бюрократии благосостояния приведет страну к более рациональной правительственной системе.
Рецепт Хайека против инфляции состоял в том, что стоит придерживаться денежной политики, целью которой было сохранение стабильности стоимости денег. Так как политикам нельзя было доверять демократическое регулирование денежной массы, следовало позволить рыночным силам корректироваться к постепенной дефляции. Хайек мечтал о свободном рынке капитала. Он рассматривал золотой стандарт как неконструктивное регулирование. Он возражал, что золотой стандарт, если даже его номинально ввести повторно, никогда не будет работать, так как люди не хотят следовать правилам игры, в которой из-за золотого стандарта невыгодный торговый баланс напрямую ведет к обесцениванию валюты. Но никакое правительство не пошло бы на это; они бы отказались от золотого стандарта. Хайек критиковал монетаризм, как его представлял Фридман, указывая, что золотой стандарт основывался на иррациональном предрассудке. Хайек носился с идеей товарно-резервной системы, но концепция накопления реального запаса товаров в качестве резерва настолько сложна и непрактична, что он начал пропагандировать денежную эмиссию компаниями, чей бизнес зависит от стабильности этих выпущенных ими денег. В этом случае нет необходимости полагаться на их обязательство по оплате товара: теперь они вынуждены так регулировать объем эмиссии денег, чтобы общество принимало деньги в обмен в зависимости от их стабильности. Это лучше всего.
Формула кейнсианской экономики ищет симбиотических отношений с политическими силами современного государства благосостояния. Кейнс принимает необходимость корректирования денежной политики вслед за растущими зарплатами. Он возражает против ограничений на кредитно-денежную политику для ее изменения в соответствии с политически приемлемым уровнем экономических показателей. Хайек считает, что кейнсианская формула является неуправляемой спиралью. Когда профсоюзы добиваются повышения зарплат, правительству приходится обеспечивать достаточный объем денежной массы, чтобы сохранить занятость при этих зарплатах, а это ведет к спиральной инфляции. Кейнс не опровергал это заключение в течение долгого времени, но практическое применение кейнсианских мер работает, по крайней мере, в краткосрочном плане. Дорога к рабству Хайека предупреждает о завоевании государством благосостояния частной жизни людей, о фундаментальном конфликте между свободой и бюрократией. Австрийские экономисты, которые рассматривают экономическую систему как расчет независимых решений, отличаются от Милтона Фридмана и чикагской школы, представители которой мыслили макроэкономическими понятиями при анализе общего количества денег, всеобщего уровня цен, всеобщей занятости и т.д. на языке суммарных и средних показателей. Фридман – это отъявленный позитивист, который полагает, что в число научных аргументов должны входить лишь эмпирически доказанные, в то время как Хайек теоретически отклоняет полезность изучения статистики.
Хайек полагает, что кейнсианское объяснение безработицы чаще принимается экономистами, нежели классическое объяснение, потому что первое можно проверить статистически, а последнее – нет. С этой точки зрения монетаризм Фридмана и кейнсианство имеют больше общего, чем теория Хайека с каждым из этих учений.
Неприятие Хайеком социалистического мышления основывается на его мнении, что цены являются инструментом коммуникации и руководства, который заключает в себе больше информации, чем индивидуально обрабатывает каждый участник рынка. Он считал, что другими способами невозможно добиться того же ценового порядка, основанного на разделении труда. Точно так же и распределение доходов на основании зыбкого концепта ценности и необходимости невозможно. Цены, включая стоимость труда, необходимы, чтобы направить людей туда, где они могут быть наиболее полезны. Единственно эффективным является распределение, основанное на рыночных принципах. На этом основании Хайек умственно отрицает социализм.
В социальной философии Хайека ценность и необходимость являются и должны быть двумя совершенно отдельными вещами. Людей следует оценивать только на основании ценности, а не в соответствии с каким-то понятием справедливости, будь то пуританская этика или уравниловка. Хайек зашел так далеко, чтобы отрицать, что концепт социальной справедливости вообще имеет какое-либо значение, на основании того, что справедливость относится к правилам индивидуального поведения. Так как никакие правила человеческого поведения не способны определить, как нужно распределять жизненные блага, вопрос о справедливости остается без ответа.
Так как свободный рынок – это естественный результат множества индивидуальных решений, то решение рынка не связано с понятиями морали. Соответственно, спонтанно работающий рынок, где цены служат руководством к действию, не может принимать в расчет то, в чем люди нуждаются или заслуживают, так как он работает в соответствии с нейтральной системой распределения, которую никто не разрабатывал. Такая система распределения не может быть справедливой или несправедливой. А идея о том, что вещи должны создаваться «справедливо», означает, по сути, что некто должен отказаться от рынка и обратиться к плановой экономике, где кто-то решает, сколько чего кому иметь. Ценой такой справедливости является полный отказ от личной свободы. Идеи Хайека о свободном рынке применялись, по большей части, при нерегулируемой глобализации, и сейчас очевиден их социоэкономический ущерб. Несмотря на противоречивую социальную философию Хайека, даже его «научные» утверждения об эффективности свободных рынков не были основаны на фактах.