"Коуглый стол" в газете "Завтра"

РАЛЛИ ЕВРО—ДОЛЛАР «Круглый стол» в редакции «Завтра» ———————————————————————————

Фото В.Александрова

Александр НАГОРНЫЙ, политолог. Уважаемые коллеги! Тема очередного нашего «круглого стола» — ситуация в мировой экономике, поскольку, во-первых, Россия сегодня как никогда раньше зависит от положения дел на внешних рынках, а во-вторых, в этой сфере очевидно сгущаются штормовые тучи. Впрочем, взгляды специалистов на существо и перспективы происходящих процессов весьма разнятся между собой, а потому здесь мы попытаемся представить и сопоставить как можно более широкий спектр оценок данной проблемы. Для нас важно уяснить, каким образом развивается мировой экономический организм: то ли в результате действия наиболее влиятельных экономических сил, как некоторые говорят — мировой финансовой закулисы, или же, напротив, как никем не контролируемый процесс, складывающийся в результате стихийного взаимодействия огромного количества разнообразных факторов, что означаает лишь частичную способность влияния на него со стороны ведущих центров силы, прежде всего — со стороны официального Вашингтона и финансовой системы Уолл-стрита. Очевидно, что именно этим определяется, насколько Россия и российское руководство обладают свободой маневра и насколько субъективна нынешняя привязанность официальной Москвы к монетаристской модели экономики со всеми ее следствиями: от вступления в ВТО до «социального пакета реформ».

Михаил ХАЗИН, экономист. Сначала — несколько общих слов об экономической модели. До недавнего времени в мире не было прецедента единой экономической модели на всей планете. До середины XX века их вообще было много, во второй половине — было две принципиально различающиеся модели: капиталистическая (со своей глобализацией) и социалистическая (соответственно, со своей). Собственно, сама «глобализация» — это условный термин, обозначающий комплекс социальных, политических, культурных, демографических и других надстроек над вполне объективным процессом — мировым разделением труда на базе единой валюты. До распада мирового социалистического содружества таких валют было две: американский доллар и переводной рубль. Сейчас (напомню — впервые в истории человечества) осталась только одна.

Так вот, по некоторым причинам (часть из которых обсуждается в нашей с А.Кобяковым книжке и на сайте www.worldcrisis.ru) эта система потеряла устойчивость. Выражается это, в частности, в том, что попытки сохранить устойчивость доллара как базы мирового разделения труда приводят к трудностям американской экономики, а попытки поднять американскую экономику — повышают трансакционные издержки в рамках системы мирового разделения труда. И проблемы все время нарастают…

Таким образом, в основе проблем мировой экономики лежит системный кризис в США (противоположное влияние для нас менее интересно). Это даже сегодня не слишком отрицается американскими официальными лицами. Впрочем, они утверждают, что нижняя точка падения пройдена, а дальше будет еще лучше. Недавняя речь Алана Гринспена, председателя Федеральной резервной системы США, была настолько оптимистичной, что любой советский человек сразу бы понял: пора запасать соль, мыло и спички. В целом за 90-е годы в Соединенных Штатах вырос колоссальный экономический пузырь, который частично был вызван объективными причинами: например, необходимостью как можно быстрее захватить ту часть мира, которая «освободилась» после распада социалистической системы, а с другой стороны — причинами субъективными: желанием получить в ходе этого процесса максимальную прибыль. В результате экономика США получила дикие структурные диспропорции, которые составляют десятки процентов ВВП, статистические данные постоянно фальсифицируются, несмотря на падение доллара, растет дефицит внешнеторгового баланса, что является классическим симптомом именно структурной природы кризиса. Последние 2-3 года Соединенные Штаты отказались от монетарных принципов управления экономикой и практически перешли к ее денежной накачке, более того, есть основания считать, что послужившие основой для этого известные «события 11 сентября» возникли далеко не спонтанно, а именно как повод для смены экономического курса. Но, так или иначе, этот способ стимулирования экономики исчерпан. Последние официальные данные показали резкое снижение таких фундаментальных показателей, как новое строительство, темпы промышленного роста, занятость. Корпоративные отчеты, хотя и вышли чуть получше прогнозов, но значительно хуже, чем год назад.

В этой ситуации возникает вопрос: что будет дальше? Мировая экономика последние 15 лет представляла собой единый кластер, который был построен вокруг американского доллара, при этом основным источником прибыли создание финансовых активов, объем которых на порядки (то есть в десятки, сотни, а то и тысячи раз) превышают объем реального производства. Теперь реальные владельцы ФРС США, единственного в мире эмиссионного центра, скорее всего, откажутся от монопольного контроля над ним, потому что монополию удержать уже невозможно. Однако отказаться от модели, при которой богатства создаются «на кончике пера», скорее всего, пока не получится, просто вместо одного центра станет несколько, с, соответственно, меньшими «зонами ответственности», то есть возникнет несколько валютных зон. Со всей очевидностью, останется долларовая зона, зона евро и зона юаня. Есть также две виртуальные валютные зоны, которые могут состояться, а могут и не состояться. Это зона так называемого «золотого динара», то есть исламские страны, и зона рубля — на территории СНГ или, если, например, удастся договориться с Ираном, даже более широко. То есть ситуация для России может радикально измениться в лучшую сторону. Если же мы не сумеем создать зону рубля, Россия — во всяком случае, экономически — быстро распадется на три части. Очень условно: до Волги — зона евро, за Уралом — зона юаня, а между Волгой и Уралом — исламское доминирование, независимо от того, будет там «золотой динар» или нет. Вот два крайних сценария, задающих коридор реальных возможностей для России. Пока же наша власть усиленно делает былью сказку о проеденных коммунистами в 70-е-80-е годы «нефтедолларах». При этом попытка усиления государственной власти, ее вмешательство в вопросы собственности сочетается с оголтелой либеральной экономической политикой. А это сочетание не просто противоречиво — оно крайне недолговечно. Использование государственных рычагов регулирования в экономике либеральной моделью рассматривается в лучшем случае как вредительство — и либералы, даже не всегда сознательно, начинают принимать меры к развалу государственной системы. Такая активность либералов хорошо видна в России на примере последнего банковского кризиса, когда для восстановления ситуации под всю систему подвели три мощные мины, которые неминуемо себя проявят уже осенью. В общем, долго этот плюрализм продолжаться не может — должна меняться или власть, или экономика.

Избежать распада мирового рынка на валютные зоны, видимо, не удастся, а проблема взаимодействия между зонами будет решаться, скорее всего, опробованным путем привязки к золоту. То есть современная постиндустриальная экономика заканчивается. О том, что будет дальше, можно рассуждать и спорить, но окончательного ответа на этот вопрос нет. Что касается сроков, можно сказать, что валютные зоны в том или ином виде будут сформированы в течение ближайших трех лет. Их дальнейший распад займет еще лет 15-20. А дальше уже горизонт прогноза, потому что мы не видим тех процессов, которые будут формировать новую экономическую парадигму.

Сергей ЕГИШЯНЦ, финансист. В 1926-29 годах Федеральная резервная система (ФРС) США закачала в экономику много денег — но когда казалось, что кризис миновал, всё неожиданно рухнуло и началась Великая Депрессия. Похожая ситуация возникла в Америке в середине 1980-х годов: снова совокупный частный спрос отставал от совокупного предложения (производства) и локальные кризисы (1973-75, 1980-82 годы) становились всё острее. Деньги было некуда вкладывать: существовавшие производственные мощности и так превышали потребности частного спроса. В ответ «рейганомика» изменила содержание американской экономики: либерализация дотоле регулируемых отраслей (рынок ценных бумаг, жилищное строительство, социальная сфера и др.) направили в эти сектора избыточные деньги, а насильно насаждавшаяся глобализация вкупе с разрушением восточного блока позволила американскому капиталу распространиться на весь мир. Одновременно широко распространился потребительский кредит, который позволял американцам тратить больше, чем они зарабатывали — в свою очередь, повальные вложения в акции в условиях безумного роста их котировок в 1999-2000 годах создавали психологический «эффект богатства» у широких слоёв населения. В то же время структура американской экономики становилась всё более паразитической: реальное производство выводилось в страны третьего мира, а деньги концентрировались в спекулятивных активах — акциях, облигациях, производных финансовых инструментах и недвижимости, приобретаемой со спекулятивными целями.

Расплата наступила в 2000 году: пределы глобализации были достигнуты, а финансовые рынки раздулись и стали лопаться — всё тот же циклический кризис перепроизводства начался уже во всемирном масштабе. Чтобы побороть его, американская ФРС начала масштабную денежную накачку финансовой системы, а правительство стало снижать налоги. В конце 2003—начале 2004 года создалось впечатление выздоровления экономики США, подобное тому, что было в первые три квартала 1929 года. Тяжесть кризиса усугубляется некоторыми последствиями бума 1980-х—90-х годов. Так называемая «новая экономика» (высокотехнологическое производство и услуги) оттянула на себя огромные ресурсы, но оказалась коммерчески невыгодной («планово-убыточной»), создав гигантский структурный «флюс». «Революция менеджеров» породила чудовищные диспропорции в распределении частных доходов: нередки случаи, когда топ-менеджеры крупнейших (в десятки и даже сотни тысяч человек персонала) корпораций получают доход выше, чем весь наёмный персонал, вместе взятый — а так как чем выше доход, тем выше норма сбережений, такое расслоение по доходам уменьшает совокупный частный спрос. Кроме того, уже в конце 1990-х получила распространение практика мошеннического вывода директорами средств из активов крупных компаний путём создания дочерних фирмочек и назначения их менеджерам (своим людям) гигантских окладов — то есть налицо процесс, схожий с выводом средств из советских госпредприятий путём создания карманных кооперативов в конце 1980-х годов.

Частный спрос, подхлёстнутый было снижением налогов, быстро угас: розничные продажи летом-осенью прошлого года росли на 2.0-2.5% в квартальном исчислении (то есть, например, в августе по отношению к маю, в сентябре к июню и т.д.), этой весной рост упал до 0.5-1.0%, а в июне и вовсе показал снижение на 0.6% (это всё без учёта инфляции — с её учётом показатели намного хуже). Промышленное производство в июне тоже ушло в минус. Рабочие места даже на пике этого искусственного роста создавались слишком медленно — доля занятых в общем населении страны не росла, рос почти исключительно малоквалифицированный и низкооплачиваемый труд, кроме того, многие вновь созданные рабочие места были временными, а не постоянными; сейчас, однако, и этот рост рабочих мест резко уменьшился.

Неизбежное в условиях высокой инфляции повышение процентных ставок грозит задавить все следы экономического роста и уже окончательно вернуть ситуацию к образцу начала Великой депрессии, то есть к осени 1929 года. В принципе, пути американской экономики во второй половине 1920-х и в начале 2000-х очень схожи — разве что сейчас все основные процессы протекают примерно в 1.5 раза медленнее, чем тогда. К концу нынешнего—началу 2005 года можно ожидать падения американского ВВП и обрушения финансовых «мыльных пузырей» (рынка акций и недвижимости, а также, возможно, некоторых облигаций и/или производных инструментов). Думается, что максимум, на который способны американские власти — это оттянуть неизбежное до периода после президентских выборов (а пока рисовать статистические показатели, высосанные из пальца, иначе выборы будет выиграть проблематично). А если не получится, то перенести эти выборы под предлогом угрозы терроризма.

Думается, что Японии с её экспортной ориентацией будет хуже всего — и её место как восточно-азиатского центра силы окончательно займёт Китай. Падение в ЕС вряд ли будет столь же болезненным, как в США и юго-восточной Азии, хотя, конечно, и оно будет весьма чувствительным.

Россия тоже вляпалась в мировое разделение труда — и её экспортные отрасли завалятся вместе с падением спроса на сырьё со стороны США, юго-восточной Азии и Европы. Отрасли, работающие на внутренний спрос, убиты «политикой открытых дверей». Финансовая система бесполезна и паразитична. Частный спрос низок и никак не стимулируется. Полити- ческая власть погрязла в интригах и набивании собственных карманов, силовые структуры разложились и заняты крышеванием крупного бизнеса, вся государственная система безумно коррумпирована, местное самоуправление и гражданская инициатива жестоко подавлены. Нынешняя власть очевидным образом пытается подражать Пиночету — последствия будут (и уже есть) столь же катастрофичны.

Первоочередные меры нормальной власти, которая, надеюсь, придет на смену этой, будут неизбежно таковы:

— жесткая чистка кадров госслужащих, в том числе силовых структур;

— частичная или полная национализация сырьевого и финансового сектора;

— ренационализация систем жизнеобеспечения (ЖКХ), экономической инфраструктуры (дороги, подвижной состав, сети передачи электроэнергии и т.д.) и социальной сферы;

— частичное закрытие экономики (введение очень высоких пошлин на импортные потребительские товары и низких на средства производства);

— жёсткий контроль над трансграничными денежными потоками и налоги на все виды валютно-конверсионных операций («налоги Тобина»);

— изменение налоговой системы с упором на косвенные налоги (с продаж или НДС, акцизы и т.д.) и обложение имущества (недвижимости), а не доходов и прибыли, как сейчас;

— широкое распространение общественных работ: возможно, создание массовых трудовых армий типа рузвельтовских в США в середине 1930-х.

Михаил ДЕЛЯГИН, директор Института модернизации. Я хотел бы отметить, что сегодня нельзя говорить о единой мировой экономике. Если даже брать страны, успешно развивающиеся в рамках глобального проекта, то мы имеем отдельно от Запада Китай и — в меньшей мере — Индию, которые хотя полностью вписаны в мировое разделение труда, но внутри, благодаря культурно-историческим особенностям, живут по своим законам. И я не стал бы говорить о том, что наше светлое будущее — это новое издание Великой Депрессии 30-х годов. В истории ничего не повторяется. Само состояние растущего торгового дефицита США свидетельствует о том, что американцы умеют заставить весь мир финансировать свои потребности. Они сейчас нащупывают новые способы управления глобальной экономикой, поскольку стратегия «экспорта кризисов» в Ираке уже исчерпала себя. Не факт, что нащупают, но никакого катастрофизма здесь нет. Проблемы США мы обсуждаем с тех же позиций, с которых муравьи могут обсуждать проблемы слона: слон, дескать, слишком большой, а потому существовать не может. А он существует — но по другим законам, чем законы муравейника. У США огромный запас прочности. Можно говорить о кризисе управляющих систем, кризисе перепроизводства информационных технологий, о высоких ценах на нефть. Но тот же Китай сталкивается с проблемой дефицита не только нефти, но и воды, и земли… Да, мировой экономический истеблишмент будет только усугублять имеющиеся проблемы, поскольку он не сможет встать над кризисом. Но на ближайшую перспективу кризис маловероятен, глобальная экономическая конфигурация в основном сохранится, а слабым звеном является скорее Европа, чем США. Когда люди хранят свои активы в валюте своего конкурента, когда они стремятся жить на территории своего конкурента, то это означает лишь то, что они работают в интересах своего конкурента. Всё, что им сейчас удается придумать — это попытки вестернизации других экономик. Но по сравнению с Россией американская, европейская и даже китайская системы управления суперэффективны. Даже если весь мир объединится против нашей страны, он не нанесет ей большего ущерба, чем нынешняя «вертикаль власти», которая демонстрирует полное отсутствие социально-политической реактивности. На практике это проявляется уникальным умением устраивать себе кризисы на ровном месте. Так было создано «дело ЮКОСа», которое привело к бегству капиталов на Запад. Так был создан банковский кризис. Так на ровном месте создается кризис вокруг монетизации льгот. И эти кризисы разворачиваются на объективном фоне роста социальной активности граждан — не протестной, а социальной активности вообще. Если к Тихвин- ской иконе Богородицы собирается 50 тысяч человек — это говорит не столько о начале религиозного возрождения, сколько о росте социальной активности населения. А нынешний так называемый «пакет социальных реформ» означает отрезание большинства граждан России от услуг образования, здравоохранения и т.д., поскольку доходы, необходимые для этого, имеет только часть населения, связанная с сырьевым экспортом. В результате мы получаем крайне неустойчивую систему, чреватую катастрофами на разном уровне и с разной степенью интенсивности.

Александр АНИСИМОВ, экономист. За последние 15-20 лет реальный сектор мировой экономики, если исключить из рассмотрения Китай, практически не рос. Очень важный момент — влияние научно-технического прогресса на темпы роста не ощущается. Ни в мировой экономике, ни в США. Объяснений этому два.

То ли нет реального научно-технического прогресса, то ли его способность влиять на рост экономик современного типа, динамика которых прямо и непосредственно определяется ситуацией на финансовом фронте, очень невелика. В любом случае, оценивая перспективы развития событий на мировом экономическом фронте, в перспективе 5-10 лет, можно не принимать в расчет фактор научно-технического прогресса. Этот вывод справедлив и применительно к экономике США: ожидать ее оздоровления за счет механического действия фактора успехов США в сфере создания новых технологий (если таковые есть) не приходится. Никто в США из практиков на это и не рассчитывает. Там больше уповают на таланты г-на Гринспена.

Мировой экономический кризис, конечно, налицо. Причем он вуалируется недооценкой инфляции. В обычных условиях официальная статистика занижает инфляцию на 1,5-2% в год, ну а в условиях кризиса и больше. Нужно также иметь ввиду, что показатель ВВП вообще плохо пригоден для точных измерений экономической динамики, и особенно в условиях преобладания в произведенном и потребленном ВВП услуг, реальный объем которых измерить очень трудно.

Наиболее надежным индикатором наличия — отсутствия кризиса является, прежде всего, уровень безработицы. Он повсюду в развитых странах — кризисный. Ключевой момент программы кандидата в президенты от демократической партии США Керри, с которой он выступил перед избирателями весной 2004 г., — это создание 10 млн. рабочих мест, даже если бы для этого потребовалось американский рынок «закрыть», что означало бы и конец ВТО. Очевидно, что избыточная против нормального уровня безработица в США — 10 млн. человек.

Источников кризисного состояния экономики США несколько: утрата значительной части мощностей в ряде отраслей промышленности (то есть фактор деиндустриализации, прямо как в России), низкий уровень конкурентоспособности, высокий банкротный потенциал всех секторов экономики, в перспективе — неспособность групп по управлению активами и страховых компаний выполнить обязательства перед клиентами (в результате потерь, вызванных крахом фондового рынка в кризисом 2001-2002 гг.), плохой доллар. То есть дело не только в плохом долларе и завышенном его курсе.

Может ли американская промышленность, если «облегчить» доллар на 1/3 и даже наполовину заменить экспорт из Китая (по преимуществу предметы потребления), достигший в 2003 г. 92,5 млрд. долл.? Наверняка не может.

Американские товары становятся ненужными мировому рынку. Тот же Китай засасывает продукцию высоких технологий из Японии, ЕС и Южной Кореи. Даже Южная Корея экспортировала в КНР в 2003 г. больше, чем США — 43 млрд. долл. против 34 млрд. долл.

В стоимостном выражении объем промышленного производства Китая в 2000 г., каким он выглядел в зеркале статистики КНР, был сопоставим с таковым США, но в качественном отношении крупное превосходство было за промышленностью США. Однако за три годы картина полностью изменилась. В изображении статистики КНР промышленное производство Китая выросло за 3 года на 3/5, то же самое и потребление энергоресурсов, Потребление же проката почти удвоилось и достигло гигантской величины — 271 млн. т , потребление алюминия — 11,7 млн. т и, кажется, это без вторичного алюминия, капиталовложения — на 2/3, капиталовложения в городскую промышленность — почти вдвое. Это, заметим, при практической стабильности иностранных инвестиций. Производство цемента в 2003 г. составило 862 млн. т. Это больше 60% мирового производства без Китая. Производство химических волокон в 2003 г. достигло 11,8 млн. т. Это — 3/5 мирового производства без Китая.

Соотношение изменилось столь радикально, что Запад не в состоянии накинуть экономическую удавку на КНР. На страну, которая располагает валютными запасами? равными 403 млрд. долл. (конец 2003 г.) и оказалась в состоянии увеличить их на 117 млрд. долл. за год, «удавки» накинуть нельзя.

Она сама может на кого угодно накинуть экономическую удавку. Например, на доллар. А захочет — и на евро.

Какие же последствия будет иметь революция в мировой экономике, связанная с превращением Китая в самую крупную экономическую силу мира?

Китай, в отличие от западных держав, отнюдь не склонен навязывать свою экономическую модель (смешанная, регулируемая экономика) внешнему миру. Однако, реагируя на китайского конкурента, аналогично тому, как в свое время Запад среагировал на конкурента в виде Сталинского СССР, Запад и без понуканий постепенно сменит свою экономическую модель или, по крайней мере, ее сильно модифицирует.

В ситуации, когда соотношение экономических и военных сил Запада и Китая быстро смещается в сторону Китая, Россия, с учетом того, что экономика Китая, с которой ей волей-неволей приходится взаимодействовать — это регулируемая смешанная экономика и в качестве таковой обладает огромным превосходством перед высоколиберализованной российской экономикой, может сохранить экономический и политический суверенитет лишь при условии перехода к системе регулируемого рыночного хозяйства (по образцу большинства стран Западной Европы и Японии в период после Второй мировой войны) и воссоздания в экономике твердого ядра в виде госсектора, аккумулирующего все капиталоемкие отрасли экономики.

В этой связи альтернатива для России проста: или госсектор и регулирование экономики, или превращение через 5-10 лет в китайский протекторат. Фото В.Александрова

Владимир ВИННИКОВ, культуролог. Если мне не изменяет память, Михаил Хазин года два назад обозначил гораздо более точно описывающую современную ситуацию модель, чем Великая Депрессия 30-х годов. Речь идет о «революции цен» XVI века, когда хлынувшие из Америки потоки золота разрушили всю систему экономических координат. При этом непосредственные получатели основной массы золота, Испания и Португалия, никаких глобальных выгод для себя не извлекли — напротив, оказались в аръергарде мирового развития. Во второй половине ХХ века точкой отсчета для мировой экономики стал доллар. Отказ от «золотого стандарта» американской валюты в 1971 году только де-юре утвердил то, что существовало де-факто. С того времени о смысле жизни можно было не задумываться: чем больше долларов лежит на твоем счету в западном банке, тем больше ты доверяешь Богу (in God we trust), а Бог доверяет тебе. Короче, «бабло побеждает зло». Теперь эта система координат не просто искажена тяготею-

щей массой сверхэмиссии долларов и финансовых дериватов на долларовой основе — она грозит преобразиться в нечто принципиально иное. Причина действительно в том, что дальше двигаться некуда: зон, свободных от влияния доллара, не осталось. Велосипед остановился и должен упасть — бесконечно балансировать на стоящем велосипеде нельзя. Ресурсов пространства — таких, как Советский Союз в начале 90-х, — больше нет, ресурсы времени (через те же фьючерсы и кредиты) вычерпаны на десятилетия вперед. То, что мы наблюдаем сейчас в мировой экономике, — это действительно не кризис, и впереди — не кризис. Впереди, с точки зрения теории систем, — катастрофа и полное преображение мировой экономики, которую в целом можно рассматривать как некий странный аттрактор в состоянии перехода функций. Надеюсь, что это будет переход к преобладанию производства идеального продукта и к технологиям замкнутого цикла. И тот, и другой вектор для России, несмотря ни на что, не просто доступны, а могут вывести нашу страну снова на передовой край мирового развития. Возможно, сегодня это звучит чересчур фантастично, но, тем не менее, это именно так.

Александр САВИН, философ. Здесь необходимо также, на мой взгляд, обратить более пристальное внимание на такой важный вопрос, как изменение самой природы денег в современной экономике. Старая поговорка «Time is money» в той же мере, что и теория стоимости Маркса, утверждает взгляд на деньги как на феномен, описываемый в категориях времени. В несколько иной форме те же представления лежат в основе «энергетической» концепции денег, которая предлагает опираться не на «золотой стандарт», а на стандарт энергетический, на «золотой киловатт». Не буду вдаваться в многочисленные следствия замены сверхстабильного 92-го элемента таблицы Менделеева на текучее электричество — гораздо принципиальнее иной момент. А именно то, что смещение основной массы денег на обслуживание будущих сделок, их своеобразный прыжок в будущее — корректируют приведенную выше поговорку в форму «Future is money». Но далеко не во всех языках мира система времен широко использует такие формы, как будущее в прошлом, — в отличие от английского языка. Проблема здесь заключается в том, насколько реально это будущее на языке экономики. Оно реально ровно настолько, насколько реальна информация о нем. Следовательно, деньги преобразуют свою природу из временной в информационную. Не думаю, что вождь всех народов товарищ Сталин именно это подразумевал, когда говорил о деньгах при социализме как о счетной единице, но в его работах, вероятно, впервые феномен денег рассмотрен по своей природе не как временной, а как информационный. Теперь давайте посмотрим на информационное обеспечение доллара и сравним его с информационным обеспечением других валют. Думаю, что после этого совпадение доли международных сделок, которые обслуживаются в долларах — 80%, с долей американских масс-медиа на мировом информационном рынке перестанет казаться случайным.

Антон СУРИКОВ, политолог. Я также склонен считать, что все-таки никакого серьезного финансово-экономического кризиса в Америке на самом деле нет. Там есть кризис идей. Они не могут четко определить, куда они идут, чего хотят, как намерены выстраивать свои отношения с другими центрами силы. Действуют по наитию. Вопрос этот решаемый, но его начнут решать после ноябрьских выборов, когда встанет вопрос о том, какую политику проводить. Что касается слабых мест, согласен, что слабым местом является Китай. Ресурсные ограничения по всем параметрам загоняют его в кризис, динамику он сохранять не сможет без расширения ресурсных возможностей. А этот вопрос может быть решен только за наш счет — другого ресурсного поля, досягаемого для Китая, нет. Теоретически это возможно, но на практике проблематично — из-за сопротивления тех же американцев, например. Второе слабое место — объединенная Европа, которая вынуждена создавать Евросоюз в таком формате, который раньше даже в страшном сне приснится не мог. Фактически американцы и англичане навязали Евросоюзу Польшу. В ближайшие 3-5 лет ЕС ждет такой подарок, как Румыния и Болгария, а на повестке дня в более далекой перспективе стоит еще Украина. Это будет конец. Вторая проблема — 10% мусульманского населения и возможное вступление Турции и Албании. Третий момент — зависимость от внешних источников энергоносителей. Это прежде всего Ближний и Средний Восток, где в военно-политическом отношении доминируют американцы, которые могут начудить так, что цены на нефть и поставки из этого региона станут крайне нестабильны. Роль России сегодня сугубо региональная. Нынешнему режиму безусловно везет и будет продолжать везти с ценами на нефть. Темпы роста экономики Индии и Китая, нестабильность на Ближнем Востоке будут держать высокий спрос на «черное золото». Другое дело, что никаких реальных проектов использования этих доходов для модернизации российской экономики нет, поэтому валюту будут пытаться стерилизовать, вывести за рубеж и т.д. Во-первых, в правительстве просто не понимают, что такое государственная инвестиционная политика, а во-вторых, по глубокому убеждению официального Кремля, любые средства, выделенные на инвестирование, будут немедленно украдены. Владимир Владимирович здесь хорошо знает, о чем говорит, поскольку он сталкивался с подобными проблемами как в Петербурге, так и на посту главы ФСБ. Но вместо того, чтобы как-то укротить воровство и создать жесткую систему административно-правового контроля с персональной ответственностью за растрату средств, делается вывод о бесполезности государственных инвестиционных проектов. Как было сказано в послании президента, курс реформ пересматриваться не будет, то есть будет продолжаться программа Гайдара-Чубайса, смысл которой даже не в том, чтобы украсть что-то за ваучеры, а в том, чтобы превратить Россию в сырьевую базу для мировой экономики. В конечном итоге, будет поставлен вопрос о сбрасывании «избыточного населения», ведь для добычи энергоносителей хватит 50 миллионов человек, что делать с остальными — непонятно. И через реформу ЖКХ, через социальные реформы мы действительно вплотную подходим к решению этой «проблемы».

Михаил ЛЕОНТЬЕВ, телеведущий. Знаете, говорят, не так страшен еврейский вопрос, как ответ на него. Да, «двухполюсная система мира», нравится кому-то или нет, но она обеспечивала стабильность и безопасность в глобальном контексте. Даже случаи прямого сотрудничества двух сверхдержав наблюдались — например, в том же Ираке, где Америка позволила Советскому Союзу выдавить одряхлевшую Великобританию. Сегодня речь идет о системном кризисе, о неспособности систем управления принимать адекватные решения. Понятно, что именно нужно делать, но ни одна из групп управления сделать ничего не может. Кстати, нынешняя антироссийская риторика американских демократов является пиар-ходом имени Павловского-Гельмана. Раз Путин дружит с Бушем, надо дискредитировать Путина. Но никакого отношения к реальным делам эти разговоры не имеют. Думать о том, что будет после выборов, там пока даже не пытаются. Америка ведет себя как слон в посудной лавке: силы много, масса большая, а результаты нулевые. Конечно, если смертельно больной бегемот наступит на идеально здорового клопа, клопу не позавидуешь. Но мир — не игра с нулевым результатом, когда выигрыш одного означает такой же по размеру проигрыш другого. Набор малых проигрышей может объективно давать выигрыш, если остальные проиграются в дым. В свое время эту стратагему блестяще использовал Китай, остававшийся как бы в стороне от схватки США и СССР. Путина сегодня можно назвать маленьким локальным Китаем, поскольку он зачастую оказывается в выигрыше только потому, что не принимал участия в игре. У России, на мой взгляд, сегодня уникальное геополитическое положение: очень много «окон уязвимости», но очень много и плюсов. Что перевесит — это открытый вопрос.

Александр НАГОРНЫЙ, политолог. Должен заметить, что в ходе нашей дискуссии прозвучали не только уже известные положения, но и принципиально новые моменты. Это, во-первых, переформирование экономической конфигурации мира. Здесь в данной связи упоминались Индия и Китай. Мы, кстати, видим консолидацию и даже симбиоз американских и китайских интересов за счет наращивания экспорта в США. Китайцы принимают американские доллары, перераспределяют их и уже включены в будущие переговоры по устройству мира. Китай не уменьшает темпы роста, а проблемы энергетики, которая является слабым местом, компенсируются как за счет Юго-Восточной Азии (Индонезия, Бруней), так и за счет рывка в нашу Среднюю Азию. Практически весь прирост углеводородного сырья будет идти из Каспийского региона. Поэтому модель с мирной конвергенцией интересов, когда центры силы ищут и находят компромиссы, выглядит на перспективу легковесной и вряд ли будет реализована. В определенных сегментах финансовых группировок США и ЕС есть определенные представления насчет «образа будущего», есть они и в Китае. Эти представления противоречат друг другу и являются конфронтационными. Второе — вывод мальтузианского характера: нарастает потребность в ресурсах, и собственность на них, в том числе суверенная собственность государств, будет подвергнута пересмотру. Третий момент — наличие крупнейших «пузырей» в американской экономике. Трудно просчитать, когда и какой именно прорвется, но между правящими США кланами существуют сильные противоречия, и найти общую позицию, эффективно задействовать свой потенциал им будет весьма трудно. Глубочайшие кризисные явления в течение 5-7 лет ставят перед нынешними «младшими партнерами» Америки простую дилемму: либо развиваться более успешно, либо быть затянутыми в воронку кризиса. Если внутриполитическая борьба в США пойдет по затяжному сценарию, Америка окажется по большому счету отстраненной от решения этой дилеммы применительно к любому более-менее крупному субъекту международного права. Россия находится в поразительной ситуации, когда чрезвычайно благоприятные условия для экономического рывка не используются. Идет вывоз капитала или проедание его внутри страны. Поэтому главный вопрос: сумеет ли наша экономическая и политическая элита в условиях глобального кризиса нащупать адекватную платформу развития, или нет. Что же касается фундаментальных вопросов поставленных в начале нашей дискуссии, то совершенно очевидна автономность развития макроэкономических процессов, за которыми не могут угнаться как в официальном Вашингтоне, так и в наиболее могущественных финансовых группировках Уолл-стрита. Отсюда и неизбежность крупной глобальной коррекции в экономическом устройстве мира — вероятнее всего, через крупнейший кризис, который кстати говоря американцы могут постараться инициировать самостоятельно, с перекладыванием основной тяжести на плечи других «собратьев по глобализму». Но фактор КНР и ее полной автономности в принятии экономических решений говорит о том, что каждый из участников мировой экономической системы имеет возможность отстаивать собственные интересы и собственную экономическую линию, включая и нынешнюю РФ. Другой вопрос — захочет ли наше руководство этой возможностью воспользоваться? Вероятнее всего, нет.

Источник: www.zavtra.ru