Статья о феномене современного американского «постиндустриализма» М.Хазин. Кризис современных экономических концепций как отражение общественно-исторических проблем.
Если обратиться к СМИ, другим публичным источникам информации, то вопрос о текущем состоянии мировой экономики остается открытым. Однако, разброс мнений по нему, прямо скажем, поразительный. От оптимистической позиции некоторых апологетов глобализации, которые утверждают, что еще никогда мировая экономика, под чутким руководством ее флагмана, США, не была так хороша, до пессимистической позиции некоторых других аналитиков, которые предрекают катастрофический кризис буквально «со дня на день». Нужно сразу сказать, что автор настоящей статьи относится к перспективам дальнейшего развития действующей экономической модели без особого оптимизма, однако этот вопрос не является темой настоящей статьи, которая писалась с целью обсуждения вопроса о причинах такого резкого раскола экспертного сообщества. Раскола, который в различных науках встречался в отдельные моменты, но очень часто означал для них резкую, принципиальную смену базовой модели – научной парадигмы. Именно таким расколом ознаменовалось в биологии появление эволюционной теории Дарвина, – которая, разумеется, в настоящее время представляется насквозь иррациональной, поскольку предусматривает прямое закрепление в наследственном материале благоприобретенных признаков, — но в свое время перевернувшая науку. Такой раскол вызвало появление квантовой механики – поскольку классические физики XIX века просто не могли поверить в дуальность волны-частицы. Можно вспомнить и многие другие проблемы, например, в конце XVIII века Французкая академия постановила считать «ненаучными» сообщения о метеоритах, поскольку «на небе камней нет». Геофизики встретили «в штыки» концепцию «дрейфующих континентов» Вегенера, на которой сегодня построены все модели развития нашей планеты. Таким примерам «несть числа» – и тем больше оснований очень тщательно рассмотреть причину текущего раскола научного и экспертного сообщества по вопросу состояния мировой экономики, по базисным вопросам ее основания.Следует отметить, что подобные противоречия, особенно в общественных науках, регулярно накладывались на субъективное противоборство различных научных школ, их тяге к ярко выраженному монополизму (что, во многом для нашего конкретного случая описано в [1]), однако наличие хотя бы какого-нибудь объективного основания в их позициях было необходимо всегда. И, возвращаясь к первоначальной теме, проблеме современной экономической теории, прежде всего, необходимо понять, в чем же суть разногласий между оптимистами и пессимистами, какие объективные доводы они приводят для обоснования своих, прямо скажем, противоположных позиций?Оптимисты исходят из достаточно простой логики: развитие информационных отраслей принципиально изменило всю модель мировой экономики, структуру производства, потребовало радикального изменения мировой финансовой системы. Эта перестройка еще не закончилась и в этом смысле говорить о некоторых «несоответствиях» по крайней мере, преждевременно, тем более, по «старым», еще индустриальным критериям. А сама скорость развития отраслей «новой», информационной, экономики доказывает их жизнеспособность, также как и повышение производительности труда в отраслях традиционных, разумеется, после внедрения в них информационных составляющих. Ну действительно, представьте себе, говорят они, что сейчас документы начнут готовить «по старинке», на пишущей машинке. Как сложно будет их править… А как можно работать в руководстве крупной компании, если нет механизма мгновенной передачи приказа по электронным сетям сразу всем подразделениям, которым он адресован? Ну, а что касается отдельных трудностей, то они будут преодолеваться «по мере поступления»…
Пессимисты же говорят о том, что в реальности отрасли «новой» экономики не увеличивают производительность труда в экономике традиционной. Впервые об этом, во всяком случае, на теоретическом уровне, было сказано в статье О.Григорьева и М.Хазина ([2]), опубликованной в середине 2000 г., а наиболее полно эти вопросы нашли свое отражение в исследовании международной консалтинговой компании Маккинзи, опубликованном в 2001 году.В работе М.Хазина ([3], в ней также приводятся краткое описание исследований Маккинзи) были изучены межотраслевые балансы США, с точки зрения понимания взаимодействия «новой» экономики со всеми остальными ее частями. И эта работа показала, что ускоренный рост отраслей «новой» экономики связан с внеэкономическим (то есть не основанным на реальных результатах деятельности) перераспределением ресурсов, направленном в пользу этих новых отраслей (необходимо напомнить, что в цитируемой работе, к «новой» экономике были отнесены не только информационные сектора, типа производства компьютеров или обработки информации, но также оптовая и розничная торговля). За счет отраслей традиционных, что и вызвало их серьезную стагнацию в США за последние два десятилетия. Апологеты «новой» экономики на это отвечают, что современная структура экономики состоит, в основном, из услуг и сервисов, а производственная компонента отлично развивается в рамках глобального разделения труда в Китае и Юго-Восточной Азии, Соответственно, межотраслевой баланс, в рамках одного государства, дать достаточно полную картину ситуации не может. Критики, в свою очередь, отмечают, что даже в тех странах, в которых принципиально изменилась структура производства, структура потребления практически осталась прежней, люди по прежнему тратят деньги на еду, жилье, отдых, медицину и образование. В этом смысле, в неразделимой паре производство-потребление, «новая» экономика изменила только первую часть, что само по себе достаточно спорное достижение, поскольку все до сих пор происходившие структурные кризисы (в том числе тот, который существенно повлиял на судьбу СССР) были вызваны как раз несоответствием структуры производства структуре потребления. Иными словами, рассуждения апологетов «новой» экономики о ее достижениях, с точки зрения сторонников экономики реальной, производственной (или, если употребить любимый термин Л.Ларуша, «физической»), как раз и есть доказательство ее кризисного состояния. Собственно говоря, аргументы здесь можно приводить вечно, но если отвлечься от конкретных доводов чисто экономического плана, то противоречие между этими двумя группами можно сформулировать так.«Оптимисты» (они же либералы, «западники», «глобалисты» и т.д.) твердо убеждены, что с экономической точки зрения, в современных США построено постиндустриальное общество, в направлении которого неминуемо будет дрейфовать все основное человечество. С точки зрения философской, это общество и всю связанную с ним систему смыслов и явлений можно назвать «постмодерном», который сменяет (путем практически полного уничтожения) предыдущую систему, связанную с индустриальным обществом, модерном. Более подробно об этом можно прочитать, например в [4], а здесь можно только отметить, что ПМ, как и М. – как стадии исторического развития, затрагивают весь комплекс феноменов, описывающих жизнедеятельность человечества: и культурные, и производственные, и общественные и т.д.
И различие взглядов связано как раз с тем, что пессимисты смотрят на сложившуюся ситуацию с точки зрения «старых» критериев, а оптимисты – «новых». И такое различие не может быть приведено «к общему знаменателю» иначе, как победой одной из двух идеологий: либо ПМ действительно «шагает по планете» и тогда верны оценки оптимистов. Либо имеет место «научная ошибка» — и тогда для описания действительности следует использовать методики пессимистов.М. развивался на «Западе» в рамках капитализма, на «Востоке» — социализма, но в любом случае вынужден проиграть ПМ в рамках естественного развития общества. Если предположить, что именно США являются лидером построения постмодернистского устройства мира, то в них этот проигрыш постепенно оформлялся в 80-е годы, после мощного толчка реформ Рейгана. С этой позиции, в СССР разрушение М. произошло одномоментно, как раз в результате безнадежной конкуренции с уже сформировавшимся в США ПМ, что не позволило создать «национальноориентированной» модели ПМ, как это удалось сделать в рамках М. Но это только означает, что, целиком или по частям, но Россия будет вынуждена принять ту модель ПМ, которая уже построена – и ее сопротивление по различным направлениям (типа несогласия с «Западной» версией событий Второй мировой войны) бессмысленно и безнадежно.Противоположная точка зрения не столь оформлена и настоящая статья как раз и есть одна из первых попыток описать сложившуюся коллизию. Тем более что именно сформировавшееся в этой сфере противоречие, как будет видно ниже, и стало реальной причиной проблем современной экономической теории. С точки зрения автора настоящей статьи, беда состоит как раз в том, что реально постиндустриальное общество построено не было и, соответственно, «постмодерна», как самодостаточного феномена, на сегодня просто не существует. А тот идеологический мираж, который был сконструирован в 90-е годы XX века, находится, грубо говоря, «на последнем издыхании». И в самое ближайшее время должен будет рассыпаться, вернувшись к классическому модерну, причем в его достаточно ранних, грубых формах.Для доказательства этого тезиса необходимо найти критерий, применение которого достаточно убедительно бы показывало отличие двух этих случаев. Начнем мы с простого примера: представим себе, что существует крупный комбинат, который в рамках разделения труда и концентрации производства, начал юридически выделять из себя различные цеха и службы, физически оставляя их на месте. При этом, по каким-то причинам эти новые юр.лица продолжают работать именно в рамках сохранения старых производственных цепочек, не выходя на свободные рынки, и как потребители, и как покупатели. И пусть работники каждого цеха или крупного отдела еще и живут вместе, каждые в своем отдельном небольшом поселке, со своим местным бюджетом. Как будет воспринимать мир та часть бывшего предприятия, которая занималась бухгалтерией, маркетингом и проектными разработками на производстве? Те люди, которые живут в их поселке и воспринимают мир исключительно с точки зрения их жизни? Не возникнет ли у них ощущение, что они, в рамках своего места обитания/службы, построили «постиндустриальное» общество? Особенно, если развитие информационных технологий позволяет практически всю работу делать не приезжая на комбинат, а, фактически, дома? Как различить случай такого локального «мирка», который автоматически исчезает в случае изменения экономических условий, которые делают любому из цехов экономически более выгодным выход из производственной цепочки и т.д., от случая, когда внедрение информационных технологий реально становится не просто видом экономики, но и начинает принципиально менять всю общественную структуру?
Обращаю внимание, что переход от рабовладельческого строя к феодальному, от феодализма к капитализму, от капитализма к социализму принципиально менял лидеров, движущую силу общества. Не говоря уже об общем историческом процессе – от премодерна к модерну. Те же изменения, которые происходили на нашем гипотетическом комбинате, в целом ничего не меняли – они только сгруппировали людей по типам доходов, образу жизни, образованию, мировоззрению и т.д. Так вот, возникает вопрос, внесли ли те изменения, которые произошли в экономике за последние десятилетия, принципиальные, концептуальные изменения в мире? Или они коснулись только вывески: если раньше «автомобильной столицей» мира был Детройт, то теперь – Токио и Сеул, если раньше основным потребителем калькуляторов был Нью-Йорк, то теперь компьютеры потребляют все США. Ну действительно, не считаем же мы, что в 50-е году в Нью-Йорке было построено «постиндустриальное» общество? Так может, и сейчас его нет в США?Можно привести и еще один пример. Императорский Рим первых веков нашей эры принципиально отличался от всех остальных населенных пунктов тогдашнего мира. И человеку, который переезжал туда на постоянное место жительство, не могло не казаться, что изменилась вся структура общественных отношений, достигнут некоторый новый уровень общественного и исторического развития. Но последующие события показали, что для достижения того уровня, например, бытовых удобств западной Европе (в восточной еще около 1000 лет была Византия) пришлось ждать больше полутора тысяч лет – где-то до конца XIX века. Как раз потому, что избыточный приток денег (инвестиций) не компенсировался изменением общественных и производственных отношений. Смены экономических парадигм, базовых идеологий, происходили в истории человечества несколько раз. Но каждый раз у настоящей новой парадигмы было одно принципиальное свойство – самодостаточность. Этот термин необходимо объяснить более подробно. И модерн по отношению к премодерну, и постмодерн по отношению к модерну должны быть самодостаточны, в том смысле, что их существование не должно в обязательном порядке требовать рядом наличия большого количества обществ, находящихся на предыдущем этапе развития. Разумеется, если такие общества существуют, то их можно и нужно использовать, но само такое взаимодействие неминуемо влечет разрушение более «старых» обществ, их переход на следующую стадию. Модерн в XVI – XIX веках старательно разрушал традиционные общества – и даже не потому, что ставил себе такую цель, просто его образ мысли и образ действия, ценностная система, не могли сосуществовать с образом мысли традиционным. И сохранение традиционного общества именно как общественно-исторической модели в рамках модерна не просто невозможно было себе представить – такого не могло быть «потому что не могло быть никогда». Разве что в рамках создания «заповедников», куда бы не ступала нога человека модерна.
Не будем пока трогать нынешний «постмодерн» в целом, рассмотрим только его экономическое проявление – так называемое «постиндустриальное» общество США. Является ли оно самодостаточным, именно в приведенном выше смысле? Если «да», то это очень серьезный аргумент в пользу того, что США достигли нового этапа развития человеческого общества. А если «нет», то это строгое доказательство того, что никакого нового исторического этапа в развитии человечества нет, просто в рамках описанной выше модели комбината удалось (на время) резко поднять уровень жизни работников одного из подразделений за счет перераспределения прибыли внутри производственных цепочек. Что, в свою очередь, дало ресурс для финансирования явно избыточных опций, которые существенно изменили жизнь, – но ограниченной группе людей и на ограниченный срок. И, по большому счету, за счет недоинвестирования реальных производственных мощностей. Для ответа на заданный вопрос зададим другой, гораздо более простой: кто в рамках американской модели должен производить носки? Сейчас, как известно, их производит для США Китай, причем в таких объемах, что это вызывает тревогу американской общественности. Почему именно Китай – понятно. «Постиндустриальная» стоимость рабочей силы в США такова, что если при нынешней производительности труда носки будут производить внутри страны, то стоимость их будет достаточно велика по сравнению с текущей ситуацией. То есть те, кто их будут покупать (все население США) должны будут серьезно перераспределить свои бюджеты в пользу тех же носков. А за счет чего? Не за счет же еды или образования детей? А это значит, что «секвестру», скорее всего, будут подвергнуты как раз бюджеты на покупку продукции отраслей информационных, что поставит под серьезную угрозу, как это следует из работы [3], всю политику государства, которая в последние десятилетия направлена на их поддержку. Да и вообще неизвестно, смогут ли существовать эти, в естественно ситуации убыточные отрасли, если реальный спрос на их продукцию вдруг начнет падать.Отметим, что есть еще один вариант – уменьшить потребление носков. То есть не выкидывать их, поносивши один раз, а стирать и использовать их в дело снова. Но это еще более опасно, поскольку ставит под сомнение саму концепцию «общества потребления». Если можно стирать носки, то можно и машину регулярно ремонтировать? И компьютеры не менять? Ну, и так далее… В государстве, в котором потребительские расходы формируют почти 80% ВВП, а норма сбережения уже много лет болтается около 0%, регулярно «заскакивая» в отрицательную область, такие рассуждения могут далеко завести… В Китае стоимость рабочей силы настолько мала, что эта проблема снимается. Так могут ли США в такой ситуации обойтись без Китая? Или «китаев», как некоего обобщенного образа? Отметим, что дело не только в носках. Например, свою потребность в металлорежущих станках США покрывают за счет внутреннего производства едва на 15%, по всей видимости, по той же причине – невозможности обеспечить выделение ресурса для спроса на товары «информационных» отраслей в случае, если стоимость товаров индустриальных резко вырастет. Так что носки – это не уникальный объект. И о какой самодостаточности можно говорить в таких условиях?
Когда несколько лет назад большинство мировых экспертов начали говорить о том, что США для снижения дефицита платежного баланса (и его основной составляющей – баланса внешнеторгового) необходимо немножко девальвировать доллар, автор этих строк многократно объяснял, что, поскольку кризис в США носит не макроэкономический, а структурный характер, то снижение доллара только увеличит эти дефициты. Поскольку по приведенным в предыдущих абзацах причинам, отказаться от импорта товаров США не могут – а снижение доллара только увеличивает их стоимость, то есть наращивает импорт в ценовом выражении. Прошедшие годы показали правильность этой позиции, что является косвенным доказательством наличия существенного ценового (структурного) перекоса в американской экономике.Апологеты «постиндустриальности» отвечают на этот вопрос очень просто: в рамках информационного общества возможно построить станки-роботы, которые будут производить достаточное количество носков (станков, джинсов, автомашин, необходимое подчеркнуть, недостающее добавить по вкусу) по вполне приемлемой себестоимости. Но вот реальной потребности в разработке таких роботов пока просто нет – поскольку Китай (Индия, Корея, Европа, Япония) вполне закрывают насущные потребности. А вот если что-нибудь случится – все, что нужно, будет разработано и построено. То есть реальная самодостаточность – есть, а вот практической – пока нет, ну и Бог с ней, когда будет нужно, тогда и разберемся…Отметим, что нынешние объемы дефицитов (бюджетного и платежного) в США уже достигли такого угрожающего масштаба, что, по мнению многих специалистов, объективная потребность в таких разработках уже настала, однако пока они даже не анонсируются. И понятно почему.Дело как раз в той идее, которую впервые в рамках своих теоретических разработок выдвинули российские ученые-экономисты, а подтвердили на практике – международные консультанты. Информационные технологии не вызвали роста производительности труда в традиционных отраслях, этот рост в рамках глобализации был связан исключительно с процессами разделения труда. А это значит, что станки-роботы, обеспечивающие производство носков в США, появиться не могут. Либо стоимость их разработки, либо уровень образования (то есть зарплаты) тех, кто должен на них работать, либо техническое сопровождение, либо потребление энергии, либо страховка от экологических последствий их работы, либо еще что-то, а, скорее всего, все вместе, будут настолько велики, что полностью нивелируют низкую себестоимость собственно работы. То есть, иными словами, существуют отрасли промышленности (в нашем основном примере – легкой), обойтись без которых современное «постиндустриальное» общество не может, но которые в рамках современной ценовой практики, без государственной поддержки, государственного регулирования цен сегодня в США существовать в принципе не могут! Поскольку потребуют для своей окупаемости те ресурсы, которые сегодня искусственно перераспределяются в пользу развития отраслей «постиндустриальных».
Здесь на поверхность вылезает еще один идеологический миф современности. Который к теме статьи формального отношения не имеет, но удачно дополняет картину. Основная критика социалистической экономики, которая имела место со стороны «западной» экономической науки (на сегодня, почти тотально – монетарно-либеральной), состояла в том, что при социализме искажается «естественная» система цен. Приведенный анализ показывает, что весь феномен современной американской «постиндустриальности» построен исключительно на принципиальном и серьезном искажении ценовых пропорций в американском обществе. И в этом смысле аналогия, приведенная в книге [1] о сходстве советской «оборонки» 60-х – 80-х годов и современной «новой» экономики в США становится еще более прозрачной. Добавим, что, в отличие от СССР, в США «невозможные» на сегодня отрасли относятся не столько к высокотехнологическим оборонным, сколько к самым простым и бесхитростным отраслям промышленности. То есть, современное американское общество, в рамках своей «постиндустриальности», не в состоянии обеспечить за счет собственных ресурсов даже самые простые потребности своих членов! Но это и означает, что основной вывод, который является целью настоящей статьи уже можно сделать – тот комплекс отношений, который характерен, для нынешних США, не может быть даже зародышем «постмодерна», поскольку существовать может исключительно в окружении значительно превышающего его по масштабу (и экономическому, и демографическому) индустриального модерна. Соответственно, нет в США и «постиндустриальной» экономики. А современная «постиндустриальность» носит, скорее всего, чисто идеологический характер и к ней в полной мере применима та аналогия с отдельными цехами крупного комбината, которая приведена выше. Отметим, что положение США в этом смысле много хуже, чем того же Китая – в случае разрушения единой системы (банкротства комбината) производящие цеха еще могут быть кому-то интересны, хотя недостаток производственных инвестиций в предыдущие годы безусловно скажется… А вот маркетологов, бухгалтеров, юристов и т.д. ждут достаточно тяжелые времена.Здесь нужно сделать одно отступление. Выдающиеся экономические результаты США связаны еще и с тем, что именно на их территории находится единственный эмиссионный центр мировой валюты, единой меры стоимости современного мира – американского доллара. Можно сколько угодно обсуждать, какие именно качества американцев предыдущих поколений позволили США нынешним получить этот ресурс, который сегодня обеспечивает их гражданам потребление 40% мировых ресурсов при примерно вдвое меньшем производстве (в долях мирового ВВП). Однако нынешнее состояние доллара и всей мировой финансовой системы позволяют смело сказать, что «лафа» заканчивается и уже нынешнему поколению американцев придется жить «как все». Пережив соответствующий психологический шок резкого падения потребления.
Можно отметить и еще один исторический аналог. Рим первых веков нашей эры жил, во многом, за счет монопольной эксплуатации серебряных рудников Испании (за которые и дрался с Карфагеном в кровопролитных Пунических войнах). Их исчерпание и стало концом классической Римской империи, и в этом смысле нынешние США еще больше напоминают «Римскую империю времени упадка».Но есть и еще один очень важный феномен реального «постмодерна», который необходимо учесть для анализа современной ситуации. Дело в том, что хоть раз появившись, «постмодерн», уж коли он представляет из себя исторический феномен, должен постепенно расширять сферу своего влияния на все человечество, на все общества и территории. И надо отметить, что идеология и философия современного американского общества нацелена именно на такое развитие событий. «Распространение демократии», а вся американская внешняя политика активно демонстрирует соответствующие направления действий, связано именно с этой «объективной исторической реальностью» в понимании современной американской элиты. Которая искренне убеждена не просто в неизбежности своего мирового лидерства, но и в том, что он носит абсолютно объективный, исторически детерминированный, характер. Но как показывает предыдущий экономический анализ, реальная экономическая база нынешнего американского государства, со всеми его феноменами, в том числе и теми, которые дали возможность принять его за «постиндустриальное», такова, что не может существовать без очень мощной «периферии». Которая должна обеспечить те принципиальные потребности членов этого общества, которые могут быть произведены исключительно в рамках чисто индустриального общества, классического модерна.Иными словами, та философская, историческая, идеологическая, политическая база американского общества, ее элиты, которая обеспечивает и глубоко, на несколько поколений, «эшелонирует» современную внешнюю политику США, во всех ее проявлениях, от официальной дипломатии до тайных операций ЦРУ, от Голливуда до андеграунда, реально направлена на уничтожение того «разрыва» между США и окружающими его странами, который жизненно необходим для получения экономического ресурса, обеспечивающего само существование этого общества!Можно попытаться привести еще одну аналогию. Базой традиционного общества, «премодерна», была сельская община. И ее сила была в том, что при тех технологиях, которые были в то время, сельским хозяйством занималось как минимум 80% всего населения. Понятно, что именно их отношение к жизни доминировало в обществе. Сейчас в США непосредственно сельскохозяйственной деятельностью занимается от силы 4% населения, что, разумеется, полностью ликвидирует какую-либо возможность восстановления традиционного общества. Но представим себе, что в то время, жители какого-нибудь города начали бы активно и быстро разрушать окружающие его сельские общины, с целью привить ее жителям «новые», «единственно верные» ценности. Кто и как бы их после этого кормил?
Отметим, что в процессе промышленных революций XVI-XIX веков как раз и происходило отмирание сельских общин, но тогда это сопровождалось серьезным повышением производительности труда в сельскохозяйственном производстве (в десятки раз). А современные информационные технологии, как уже неоднократно отмечалось в этой статье, роста производительности труда в традиционных отраслях не дают! А значит, и не могут быть базой для смены общественно-исторического этапа.Если изложенная версия верна, то из нее следуют как минимум два очень важных вывода. Первый их них касается причин того странного явления, которое неоднократно отмечал за последние годы автор этого текста. Дело в том, что в «западной» экономической литературе полностью отсутствует (за исключением работ Л.Ларуша и его школы) системное описание возможных последствий предстоящего (вероятного, или, если принять концепцию настоящей статьи, практически неизбежного) экономического кризиса. Если в 90-е годы это еще можно было бы списать на последствия засилья монетарной экономической школы и/или тоталитарный характер американского общества, то в последнее время, когда отдельные критические явления американской экономики широко обсуждаются, такое объяснение становится уже явным упрощением ситуации. Но если принять изложенные выше доводы, то ответ становится понятным. Современные «западные» ученые, как и весь американский истеблишмент, уже давно внутренне приняли концепцию постиндустриальности американской экономики, они давно мыслят в рамках тех новых, частично реально, а частично виртуальных феноменов современного американского общества, которые для них олицетворяют построенный «постмодерн». Признать свою ошибку и полностью перестроить всю систему доводов, всю логику рассуждений, – на это нужно не просто гражданское мужество ученого, это требует еще и выдающейся смелости для борьбы с достаточно консервативными социальными и государственными институтами, незаурядных интеллектуальных способностей и достаточно большого времени. Более того, это требует (пусть на время) отказаться от базовых основ самосознания американского общества – права на лидерство в мире, базирующегося на том, что оно построило наиболее адекватное и «идейно чистое» общество на базе «протестантской этики». А если еще учесть, что все эти концепции глубоко, на несколько поколений, эшелонированы в рамках системы воспитания, образования, карьерного движения… В общем, если для европейских ученых это еще можно, хотя и трудно, представить, то для живущих в США, в которых и сконцентрированы на сегодня основные научные центры, это представляется абсолютно невозможным.Именно по этой причине не могут американские специалисты признать и ту систему доводов в пользу неизбежности мирового финансового и экономического кризиса, которую построили в последние годы российские экономисты, в том числе, автор этих строк. Дело в том, что в рамках того «языка», который вырабатывался в американском обществе на протяжении уже нескольких поколений для описания общественных явлений (в том числе, экономики и политики), приводимая выше логика о реальном построении «постмодерна» и «постиндустриальной» экономики встроена как имманентная составляющая. Ее элементы присутствуют во всех логических построениях, определениях и схемах, причем встроены в них абсолютно «намертво» и не могут быть выделены в явном виде.
А в описаниях российских ученых эта логика, напротив, полностью отсутствует. Такое мощное несоответствие не дает возможности осуществить буквальный перевод, требуется создание очень сложного «метаязыка». Для очень многих языков (таких, например, как китайский) такие метаязыки абсолютно необходимы, автор этих строк неоднократно сталкивался с крайней сложностью в понимании, например, китайского представления о развитии современной геополитики, даже в изложении такого известного специалиста, как А.Девятов. Но в случае китайского языка, создание метаязыка для перевода было вызвано ясно выраженной общественной потребностью, которая в случае российских экономических теорий полностью отсутствует. Это хорошо видно, например, у Линдона Ларуша, который использует достаточно сложный в понимании и совершенно непредставимый в цифровом описании термин «физическая экономика», поскольку не может использовать для описания негативных изменений в структуре экономики совершенно чуждых и откровенно для американского уха «устаревших» терминов межотраслевых балансов.Можно предположить, впрочем, что в случае начала крупного мирового кризиса, он как раз и станет тем фактором, который стимулирует для американского общества необходимость создания метаязыка перевода современных достижений ряда неамериканских экономистов на язык, доступный и понятный американской элите.В заключение следует отметить, что, как следует из приведенного выше анализа, анонсированный в названии статьи кризис современных экономических концепций вызван глубинным кризисом элиты США, до недавнего времени мирового экономического и до сих пор реального финансового лидера. Несоответствие внутренней философии этой элиты, построенной многими поколениями американских интеллектуалов и реально воспринятой всем обществом, экономическим реалиям сегодняшнего дня, привело к невозможности для этого общества понять и принять истинные механизмы начавшихся экономических сложностей. А поскольку причины, вызвавшие эти механизмы к жизни, лежат гораздо глубже чисто экономических явлений, то ни «чистые» экономисты не в состоянии их описать в рамках своих узкопрофессиональных терминов, ни само американское общество не готово понять язык тех специалистов, которые описывают происходящие процессы в рамках чуждых ему принципов. Более того, этот внутренний раскол американской элиты не дает возможности выхода из современного финансового-экономического кризиса, сохранения текущей экономической парадигмы, даже если таковые возможности объективно существуют. Поскольку само направление мысли элиты США, тот сектор, в рамках которого она планирует и разрабатывает будущие планы и действия, связано с унификацией мира, его приведение к «единственно верным» американским образцам. А «заморозить» текущую ситуацию, продлить действующую мировую экономическую модель на неопределенный срок можно только за счет увеличения пока существующего разрыва между США и другими индустриальными странами – что противоречит базовым идеологическим постулатам американского общества.
Если подходить к описанной коллизии с философской точки зрения, то она состоит в том, что пока человечество не разобралось в том, что то, что оно наблюдает на практике, постмодерном, не является (и, соответственно, не существует и экономическое «отражение» постмодерна – постиндустриальная экономика), модерн начал реальный переход к истинному постмодерну. Кризис экономических теорий связан, во многом, и с тем, что этот переход требует для своего анализа использования инструментов и анализа постмодерна, в то время как существующие методы лишь носят таковое названия, будучи в действительности как раз составляющей частью модерна. К этому переходу практически никто не готов, он явно будет носить резко кризисный характер (как в XVI веке носил невероятно кризисный характер переход от премодерна к модерну), никто пока не представляет себе его черты и особенности, – но, тем не менее, похоже, что этот переход уже начинается, и избежать его, или, тем более, бороться с ним невозможно. И задачей человечества на сегодня является как можно более быстрое осознание этого факта и начало работы по его осмыслению.Автор благодарит С.И.Гавриленкова за полезные обсуждения.М.Хазин, май 2005 года.
Литература.[1] А.Б.Кобяков, М.Л.Хазин «Закат империи доллара и конец «Pax Americana», М.: Вече, 2003, 368 с., серия «Новый ракурс».[2] О.Григорьев, М.Хазин, «Добьются ли США Апокалипсиса», журнал «Эксперт», N 28 (239), от 24 июля 2000 г.[3] М.Хазин, «Конец сказки о «новой» экономике», журнал «Русский предприниматель», N 6 (7), сентябрь 2002 год.[4] Ю.М.Осипов, «Постмодерн», альманах «Философия хозяйства», N 6 (36), 2004 г., стр. 260-282.