О силе правильной кредитно-денежной политики (ч.1)
Я тут исправил некоторые ошибки в первом тексте на эту тему и считаю, что нужно несколько слов сказать о тонкостях. Про США в 2008-14 годах я уже говорил, так что поговорим о нас в 1991-98 годах.
Напомню, что логику кредитно-денежной политики нашим гайдаро-чубайсовцам «ставили» оголтелые монетаристы, поэтому они знали и признавали исключительно монетарную инфляцию, связанную с превышением денежной массы над нормальными показателями ВВП. Соответственно, они не очень знали, что такое «инфляция издержек», что такое кредит и что такое кредитный мультипликатор. Для примера можно привести такого известного (и крайне разумного на ниве микроэкономики) человека как Сергей Журавлев, с которым я познакомился в бытность его советником премьера Черномырдина по экономике. Так вот, в одной из наших дискуссий он вполне всерьез утверждал, что все деньги, обращающиеся в экономике, положены кем-то на депозит… Я даже не знал, что ему на это ответить…
Соответственно, высокая инфляция начала 90-х интерпретировалась либеральным руководством ЦБ как следствие избытка денежной массы и оно радостно сокращало денежную базу. Одновременно ряд банков получал инсайдерскую информацию о будущих колебаниях валютного курса, так что банки активно вкладывались в валютные спекуляции (что, естественно, сокращало мультипликатор, поскольку кредиты банков дружественным спекулянтам были фиктивные и мгновенно возвращались обратно по мере проведения операция с валютой). После введения валютного коридора на место валютных операций пришли операции с ГКО.
В результате, монетизация российской экономики постоянно снижалась: 100% в 1991 году (еще работала советская экономика), 80% в 1992 году, 40% в 1993, 24% в 1994, 12% в 1995, 8% в 1996 году. К дефолту 1998 года эта цифра упала до 4%. Понятно, что в реальности в обороте участвовали куда большие объемы, только не денег, а денежных суррогатов. Но для них характерны крайне высокие показатели транзакционных издержек (то есть доли посредников), что для наличных долларов и рублей, что для векселей и других ценных бумаг. Как следствие, в стране была очень высокая инфляция издержек, которая только росла по мере борьбы с количеством рублей (рестрикционной политикой). Подробности — в докладе Департамента кредитной политики, который я тогда возглавлял, для Коллегии Министерства экономики от ноября 1996 года. Кстати, когда доклад разослали по замминистрам и начальникам департаментов, Ясин, Уринсон и Набиуллина на закрытом совещании приняли решение об отмене коллегии и отобрали текст доклада. Вот оно, отношение либерастов к правде!
К слову, в 1995-96 годах я был еще ответственным секретарем правительственной комиссии по борьбе с неучтенный налично-денежным оборотом (с суррогатами мы боролись в том числе, да и обналичкой). И ко мне приходили многочисленные генералы-замминистры (налоговой службы, налоговой полиции, минфина, даже ФСБ и МВД) и за чаем рассказывали, что бороться с суррогатами — это идиотизм, поскольку только они и поддерживают экономику. И если с ними реально справится, то экономика опустится до того уровня ВВП, который соответствует монетизации, то есть сократится раз в пять (на тот момент).
Кстати, к 1998 году кредитный мультипликатор был равен 1.2, то есть банковская система не работала вообще. Точнее, она просто переводила бюджетные и эмиссионные деньги на рынок ГКО. Дело, конечно, доходное, но с точки зрения экономики абсолютно контрпродуктивное. А вот как только пришел Геращенко, он начал ограничивать валютные спекуляции (рынок ГКО умер сам собой) и стимулировать денежный оборот. Монетизация экономики выросла в 10(!) раз, а в номинале денежная база выросла примерно в 15 раз! И инфляция при этом падала (точнее, резко падала инфляция издержек).
В это период колоссально росла сфера оборота рубля, стремительно наращивались выплаченные в бюджет налоги, стало «модно» платить «белую» зарплату. Темпы экономического роста превышали 10% в год. Но в конце 2002 года Геращенко ушел, на его место пришел монетарист Игнатьев и буквально в течение года рост монетизации остановился (он так с тех пор 40% так и не превысил), а инфляция резко пошла вверх (в 2003 году промышленная инфляция была около 14%, а уже по итогам 2004 года — свыше 28%), поскольку деньги снова стали дефицитным товаром. Кстати, кредитный мультипликатор с тех пор не превышал 2-2.5 (то есть эффективность работы банковской системы крайне низкая).
Отметим, что дать точные цифры тех времен я не могу, привожу их на память и по старым публикациям, поскольку методики оценки были изменены и цифры пересчитали, они стали другими. Не исключено, что как раз для того, чтобы не было так очевидно, в чем состоял результат Геращенко. Но для опытных специалистов по денежной политике эта ситуация абсолютно очевидна (при этом с полной ответственностью утверждаю, что Набиуллина и ее «команда» к специалистам в этой сфере не относятся).
Теоретически, в сильной «недомонетизации» российской экономики таится громадный потенциал экономического роста. Об этом, кстати, все время говорит Глазьев. Но для его реализации необходимо выключить инструмент получения «внеэкономического» дохода, которым на сегодня являются валютные спекуляции. Все работающие при Геращенко инструменты валютного контроля сегодня отключены и по этой причине эмиссия ничего, кроме роста инфляции не даст (деньги устремятся в валютные спекуляции, а их — в потребительский оборот, в реальный сектор через кредиты предприятиям они не пойдут). Глазьев это отлично понимает, но его недобросовестные критики либо об этом не говорят, либо же отделяют его слова о валютном контроле от слов о том потенциале, который есть в недостаточной монетизации экономики. И обвиняют его в том, что он стремится вернуть советские времена и запрет на валютный оборот.
Если начать проводить адекватную денежную политику, то без ограничения спекуляций (не только валютных) не обойтись. Сделать это можно разными способами (например, ввести оборотный налог на спекулятивные операции, «налог Тобина»). Граждане, которые обменивают валюту для поездки за рубеж, просто не заметят этого налога (скажем, в 0.5%), а вот спекулянты, которые «гоняют» валюту или ценные бумаги по несколько раз (а то и десятков раз) в день почувствуют вполне явственно. Но и другие методы валютного контроля забывать не стоит.
А потенциал тут колоссальный. 60% от ВВП России — это объем эмиссионных денег, который может переварить экономика России если в ней «поставить» нормальную денежную систему без инфляции! В 1996 году я был еще ответственным секретарем правительственной комиссии по восстановлению вкладов граждан, утерянных в 1991-92 годах (тех самых, «гайдаровских»). И мы разработали план, как можно создать базовый институт развития, уставной капитал которого составлял бы как раз утерянные сбережения, а акционерами были бы пострадавшие граждане, в масштабе своих вкладов (ну, в реальности мы предполагали сеть институтов).
Уставной капитал этого института пополнялся бы за счет эмиссионных денег около 10 лет, а он бы на принципах проектного финансирования строил бы заводы и фабрики (то есть занимался бы импортозамещением), причем задолженность бы у них на момент начала работы была бы нулевая. Так вот, с учетом того, что эти предприятия стали бы брать кредиты на пополнение оборотных средств и выплату контрагентам, стала бы расти сфера оборота рубля и вместо инфляции в стране бы началась дефляция, для пополнения оборота денег бы еще пришлось допечатывать! А вот как только монетизация этого института развития достигла бы масштабов потерянных вкладов, мы бы разрешили оборот акций. И каждый гражданин мог бы принимать решение: получать ли ему по ним дивиденды или же продать на открытом рынке по цене, сравнимой с его потерянными сбережениями!
Нужно ли объяснять, что после возврата Чубайса в правительство эта программа была положена под сукно, а потом закрыта и сама комиссия?
В общем, реализация чего-то подобного могла бы дать колоссальный эффект для российской экономики, но задача либерастов — не поднимать экономику нашей страны, а поддерживать ликвидностью мировую долларовую систему. Из этого и нужно исходить при оценке деятельности нынешнего руководства Центробанка. Уж извиняйте, правду говорить легко и приятно!
О силе правильной кредитно-денежной политики (ч.3): Приватизация