Опасная инфляция власти

Современные технологии не просто меняют природу власти. Они приводят к тому, что власти становится меньше, причем этот дефицит можно ощутить повсеместно. Главный редактор The New York Times сегодня имеет меньше полномочий, чем его предшественник тридцать лет назад. Председатель совета директоров крупной корпорации при принятии любого решения вынужден оглядываться на общественное мнение и блогеров. Точно также власти становится меньше у генералов, церковных проповедников и политических лидеров. Такова основная идея новой книги «Конец власти» американского экономиста Мойзеса Наима[1], который в течение 14 лет возглавлял журнал Foreign Policy, а также занимал пост министра финансов в Венесуэле в 1989-1990 годах.

Рассуждения о том, что власть переходит от старых игроков к новым – от газет к интернет-активистам, от политических партий к группам в Facebook, от государственной бюрократии к гражданским ассоциациям и от крупных корпораций к стартапам – за последнее десятилетие успели стать трюизмом. Наим утверждает, что, увлекшись обсуждением особенностей этого перехода, мы забываем о более фундаментальных вопросах. Мы редко говорим о тех изменениях, которые связаны с самой природой власти, а именно о том, как власть приобретается, как она удерживается и как теряется в современном мире. Как только подобные вопросы будут поставлены, мы увидим, что сам феномен власти находится сегодня в состоянии упадка. Ее можно обрести проще, чем прежде, однако ею труднее распоряжаться и легче потерять, утверждает автор.

Основная часть «Конца власти» посвящена иллюстрациям этого тезиса. Наим рассуждает об изменениях в поведении американских избирателей, которые все меньше готовы ассоциировать себя с республиканцами и демократами – силу набирают альтернативные и неформальные модели политического участия. Упадок власти чувствуется на поле боя, где традиционным армиям становится все сложнее противостоять рассредоточенным партизанским группам, террористам и хакерам. Даже геополитика становится пространством, где группа активистов Ассанджа может совершать настоящие революции: к традиционным игрокам-государствам здесь добавляются индивиды, действующие в киберпространстве.

Одна из глав посвящена деградации лидерства в корпоративном мире. Боссы и иерархии уже не те, что прежде, сообщает Наим, их власть становится все более эфемерной. Правда, здесь на ум сразу приходит фигура основателя Apple Стива Джобса, с личной властью которого в течение десятилетий связывались успехи и неудачи самой богатой компании мира. С чего бы это власть корпоративных лидеров уменьшалась, если экономика описывается в терминах личной харизмы? Как мы увидим, это не единственный «харизматический» пример.

Закон сохранения власти в версии Наима выглядит примерно так (и очень напоминает классический закон сохранения энергии). При равном числе субъектов власти ее качество остается неизменным. Но как только игроков становится больше, власть начинает распределяться между ними, так что каждый субъект в этой системе теряет часть своих полномочий. Чем более «демократичной» будет ваша власть, тем меньше она ценна для своих носителей. Иначе говоря,

чем выше спрос на власть, тем ниже качество итогового предложения, за которое идет борьба. Каждый может получить свою часть soft power, так что ни у кого уже не останется старой доброй hard power. Занимать любой высокий пост в наши дни – значит быть окруженным целым рядом моральных и информационных ограничений. И при этом борьба за посты не становится менее ожесточенной.

Наим оценивает этот процесс как неоднозначный. Он выделяет пять рисков, связанных с упадком власти. Среди них я бы особо выделил три.

Первый – деквалификация и потеря знания: вместо старых иерархических организаций, предполагающих жесткое разделение труда, мы можем очутиться в мире, где решения принимаются дилетантами на основе знаний, почерпнутых в Википедии.

Затем – примитивизация социальных движений: активизм все больше сводится к выставлению лайков на Facebook (для описания этого феномена активистов-на-диване появился даже специальный термин: «слактивизм» от slacker – лентяй).

Наима также беспокоит наша неспособность удерживать внимание на одном общественном явлении и, как следствие – отчуждение, усилившиеся в результате нашей погруженности в мир современных быстрых коммуникаций и гаджетов.

Заключительная часть «Конца власти» посвящена поискам ответа на вопрос, что нам следует предпринять в условиях упадка власти. Здесь Наим предлагает следующие рецепты.

Во-первых, говорит он, нужно отказаться от постоянных выяснений, кто сейчас мировой лидер – США или Китай. В новом мире важно другое – трезво оценивать растущую мощь небольших игроков, которые еще совсем недавно не представляли никакого интереса. Причем речь идет не только о политическом влиянии. Оценку необходимо проводить в бизнесе, в медиа и т.д.

Во-вторых, надо препятствовать распространению слишком простых политических идей, способных увлечь людей и привести их к пропасти популизма.

В-третьих, американская нация должна постараться восстановить доверие к правительству и официальным политическим лидерам.

Наконец, в качестве противоядия против Аль-Каиды и движения Occupy Wall Street Наим предлагает традиционные политические партии. Они должны быть обновлены, усилены нашим участием и другими республиканскими – в римском смысле слова – добродетелями.

* * *

Реакция на книгу в США в целом была благожелательной. The Wall Street Journal опубликовал рецензию, в которой, после весьма мягкой критики Наима делается вывод о том, что в целом его предупреждение о меняющейся природе власти звучит весьма актуально.

The Economist ограничился интервью с автором книги, в котором он перечисляет свои основные тезисы.

Более критический взгляд на работу Наима представлен в журнале Americas Quarterly, где без обиняков перечисляются тенденции, которые прямо противоречат выводам автора.

В самом деле, книга полна странных деклараций, которые в значительной степени обусловлены идеологическими предпочтениями автора. Так, например, Наим считает, что одним из позитивных следствий упадка власти становится рост политических свобод и разрушение авторитарных режимов. Правда ему тут же приходится оговориться, что известно немало исключений, например, Китай до сих пор не последовал «предписаниям» автора об упадке власти. Художник Ай Вэй Вэй или активисты свободного Тибета, конечно, могут выступать против правительства в Пекине, но говорить о том, что это правительство теряет свою власть, пока не приходится. Неидеологизированный взгляд на вещи, очевидно, позволил бы прийти к выводу о том, что авторитарные режимы прекрасно чувствуют себя по всему миру.

То же самое происходит в мире финансов, которому Наим – эксперт именно в этой области – отчего-то не посвящает отдельного раздела своей книги. Рынки в значительной степени контролируются правительственной политикой, Федеральной резервной системой, а крупные игроки могут минимизировать свои риски за счет лучшей информированности и государственной поддержки. Идеология Occupy Wall Street предполагала, что отказываться нужно именно от такой модели финансовой власти, когда обычные граждане платят за экономические ошибки крупных банков. Эта история интернациональна и повторяется по всей планете: экономический кризис существует для бедных, которые платят по счетам, а не для богатых, которые принимают решения.

История Сноудена, на первый взгляд, подтверждает выводы Наима. Компьютерщик-одиночка сумел бросить вызов самому могущественному государству планеты, после чего последнее понесло значительные репутационные убытки. Но стоит посмотреть на это и с другой стороны: атака Сноудена на разведку США стала возможной лишь в силу исключительного, беспрецедентного в истории роста могущества последней. Никогда прежде ни одно государство не могло ставить перед собой задачу по сбору и анализу всей информации на планете в режиме реального времени. И никто из официальных лиц США не объявлял, что подобные инициативы будут свернуты после разоблачений Сноудена, речь шла разве что о том, чтобы отказаться от слежки за некоторыми странами-союзниками.

Так что упадок власти, провозглашенный Наимом, на практике реализуется как нечто прямо противоположное. Речь идет о применении несколькими ведущими государствами мира новейших технологий для контроля над всем населением планеты в борьбе за гегемонию. Но Наиму слово «гегемония» не нравится, и он предлагает от него отказаться, как от устаревшего.

Любопытно, что в своих рассуждениях о власти автор обращается к работам Макиавелли, Гоббса и Роберта Даля, но полностью игнорирует наследие Мишеля Фуко. Наим определяет власть вполне традиционно – как способность инициировать или предотвращать действия других индивидов или групп. Получается, что АНБ, читающее все наши письма, никак не демонстрирует свой политический потенциал, ведь «по классике» чтение писем не порождает само по себе каких-то действий по управлению индивидами или группами.

Так намеренно узкая интерпретация власти позволяет Наиму оставлять в тени растущее могущество государств.

Наивные предположения автора о том, что диалектика Большого и младших братьев, государства и новых цифровых игроков приводит к разрушению традиционных рычагов могущества, выглядит скорее как желание скрыть реальные черты трансформации власти, ее новое небывалое накопление, проявляющееся сегодня повсеместно: от детских комнат, где родители находятся под наблюдением государственных инспекторов по делам несовершеннолетних, до аэропортов, где бесконечная война с терроризмом становится поводом для тотального досмотра граждан.

Даже если абстрагироваться от всех теоретических линий критики работы Наима, можно заметить, что рассуждать о конце власти в стране, президент которой признан самым влиятельным человеком планеты (по версии Forbes) благодаря власти, построенной на личной харизме (это тоже выводы Forbes), довольно странно. Как и в случае с Китаем, в России тезисы Наима разбиваются о неприступную действительность.

Возможно, подлинная опасность для лидеров, политических партий и национальных государств сегодня состоит не в том, что природа власти меняется в сторону ее упадка, но в прямо противоположном направлении. Помимо большого числа игроков, обладающих мягкой властью, может появится суперсубъект, находящийся в своеобразной метапозиции по отношению ко всем остальным.

Власти на самом деле становится слишком много, так что людям становится труднее осознать ее границы и разумно воспользоваться ею. Лидер США сегодня не просто обладает самым смертоносным военным арсеналом на планете, он также обладает инструментами, позволяющими ему отслеживать практически всю информацию, которой обмениваются люди. Может ли с подобной задачей справится человеческое существо?

И можем ли мы создать механизмы, которые помешают мировым лидерам воспользоваться этой властью во вред всему человечеству?

Вот те вопросы, которые в действительности ставит перед нами меняющаяся природа власти.

[1] Moises Naim/The End of Power. From Boardrooms to Battlefields and Churches, to States, Why Being in Charge isn’t What It Used to Be/Basic Books, 2013.

Сcылка >>