Текст написан для fintimes.ru
В последнее время спор между этими организациями вновь обострился. Вообще, они всегда были в остроконкурентных отношениях, с тех пор, как в конце 80-х бюджет стал дефицитным. До того, Минфин был бухгалтерией, а Госплан (из которого «вырос» МЭР) – институтом стратегического планирования, так что о конкуренции и речи не могло быть. Но вот когда вопрос стал о том, кому давать, а кому не давать – Минфин стал стремительно перетягивать одеяло на себя. Разумеется, это все было достаточно медленно, я еще помню, как в 1996 году только что назначенный заместителем министра финансов Олег Вьюгин опоздал на 10-часовое совещание к министру экономики Ясину, потому что у него утром отобрали автомобиль, за который министерство, в связи с отсутствием денег, не заплатило автокомбинату. Но, в целом, к концу 90-х Минфин прочно занял в правительственной иерерхии более важное место.Соответственно, окончательное решение о принятии тех или иных программ остается именно за ним. Да, МЭРу разрешено самостоятельно говорить об инфляции или ценах на нефть, но как только дело доходит до программ, которые предполагают расходование бюджетных средств – последнее слово остается не за ним. Сегодня, когда официальные данные свидетельствуют о том, что кризис заканчивается, МЭР должно предъявить некоторые стратегические программы развития. Писать – это не управлять. Как министерство собирается, например, сокращать реальную инфляцию, увеличивать кредитование промышленности или стимулировать малый бизнес в ближайшей перспективе мы не знаем, но зато наваять (пусто только контуры) программы аж до 2030 года – это запросто. Я, правда, не понимаю, зачем было ограничиваться всего 20 годами, можно же было замахнуться сразу лет на 50, но, подозреваю, что это нам предстоит ближе к выборам. Пока же отметим, что главное в такой программе – это ресурс, на котором будет осуществляться развитие. И главный из этих ресурсов привел Минфин в неистовство, потому что им стал постоянный дефицит бюджета. И дело даже не столько в том, что бухгалтерии вообще никогда не нравится дефицит, дело в том, что при этом предполагаются высокие мировые цены на нефть. А министр финансов Кудрин уже много раз говорил, что такие высокие цены на нефть, как сейчас, долго не продержатся. Отметим, что Кудрин уже несколько раз «нарывался» на финансовые пузыри, и пусть не как теоретик, а как практик, понимает, что это такое. Для монетаристов же из МЭРа, «финансовые пузыри» — это «ненаучный» термин, которые теоретического объяснения не имеет, а потому, можно вполне рассчитывать на лучшее, в том числе и с точки зрения экспорта энергоносителей.Со своей стороны отмечу, что рост цен на нефть вызван исключительно эмиссией доллара США (за исключением локальных пиков, связанных с политической нестабильностью), которая имеет весьма ограниченное время существования. Поэтому не то, что на 10 или 20, даже на 3-4 года высоких цен на нефть рассчитывать не стоит. Более того, нам уже не годятся даже фиксированные высокие цены на нефть, нужно, чтобы они все время росли, поскольку «порог бездефицитности» бюджета все время растет из-за роста издержек экономики и необходимости в связи с этим увеличивать расходную часть бюджета при сокращающейся доходной. Усугубляет ситуацию и Центробанк, который своей денежной политикой, направленной на повышение рубля, уничтожает налоговую базу Минфина. Я не знаю, насколько все это понимает Кудрин (что-то точно понимает что-то – скорее всего, нет), но глава МЭРа Нибиуллина не понимает почти наверняка. Она и в «дочиновной» жизни была специалистом по микроэкономике, экономическую картину в целом себе не представляет (что видно по выходящим из министерства документам), и, как следствие, живет в жестко догматичном мире, имеющем слабое отношение к реальности. Теоретически, есть еще один важный фактор. Дело в том, что МЭР (и, скорее всего, и Минфин) предполагают, что создание правильной институциональной среды (что в идеальной форме просто невозможно) и вброса денег достаточно, чтобы экономические процессы «запустились» сами собой. В реальности так не бывает: для того, чтобы что-то начало жить самостоятельно, нужно, как минимум объяснить, как этот, пока гипотетический, процесс будет давать прибыль. Или, проще, важно не только то, что он хочет продавать (инновации или продукцию сельского хозяйства), но и то, кому он это сможет продать. Проще всего продавать внутри страны, если, конечно, твои рынки не захвачены импортом. Но наши рынки защищаются слабо, а совокупный спрос не растет. И потому, что реальная инфляция много выше, чем говорит МЭР со своим «ручным» Росстатом, и потому, что постоянно растут тарифы естественных монополий, которые полученные деньги обратно в экономику не возвращают. Да и безработица у нас, если не растет, то уж точно не падает. Иными словами, сегодня вкладываться в производство чего-то для продаж внутри страны как минимум глупо. И инвестиции делаются, в основном, для перераспределения спроса, на чем реальный рост не организуешь. А что касается внешнего рынка, то тут тоже есть проблемы. У нас далеко не самая дешевая и (уже давно) не самая качественная рабочая сила, у нас слабая поддержка экспорта со стороны государства, наконец, мы находимся в крайне неблагоприятных экономических условиях. Связано это с тем, что главный механизм кризиса – это падение совокупного спроса и конкуренция на мировых рынках последние два года стремительно растет. Отметим, кстати, что именно по этой причине большинство стран мира девальвируют свою валюту («валютные войны») и только мы стараемся ее реальвировать. Формально — с целью снижения инфляции, но рассчитывать на то, что цены будут ограничены в ситуации постоянного роста тарифов естественных монополий и цен на сырье может только очень наивный человек … И все эти, и многие другие вопросы Минфин может задать МЭРу. Ответов у последнего, естественно, нет (их и быть не может), а значит, Минфин имеет полное право наложить свое «вето» на эти проекты. При этом требовать от него альтернативного варианта не совсем корректно: формально, это не его работа. С другой стороны, МЭР тоже возмущается: как же так, нам поручили перед выборами объяснить народу, как он будет хорошо жить ПОТОМ, если сейчас ПРАВИЛЬНО проголосует, а эти формалисты из Минфина нам ставят палки в колеса! Но и Минфин тоже можно понять: обещание жизни-то, конечно, потом, но деньги-то потребуют чуть ли не с будущего года!В общем, я думаю, что дело кончится компромиссом. Или обещания счастливой жизни оставят, но конкретные механизмы ее обеспечения уберут (сославшись на «невидимую руку рынка»), или просто попросят написать программу других людей, благо, соответствующая команда под руководством великого экономиста Шувалова и под эгидой главных центров монетаризма, ВШЭ и АНХ уже создается. Посмотрим, что будет дальше, все равно, развитие жизни такими программами не определяется.
